На шаг сзади - Хеннинг Манкелль

– Он еще даст о себе знать.

– Риск есть.

– А что ему мешает? Его ненависть к людям, похоже, не знает границ. Никакого разумного мотива у него нет. Он убивает ради того, чтобы убивать.

– Это бывает очень редко. Скорее всего, пока мы просто не можем понять, что им движет.

– Думаю, что ты ошибаешься.

– В каком смысле?

– Если бы этот разговор происходил несколько лет тому назад, я бы с тобой согласился. Не существует необъяснимого насилия. Но все в мире изменилось. И в нашей стране все изменилось, только мы не заметили. Насилие стало нормой. Мы переступили границу. Целое поколение потеряло почву под ногами. Их просто-напросто никто не учит, что хорошо, а что плохо. Что можно, а что нельзя. Для них существуют только их собственные права. Зачем служить в полиции?

– На этот вопрос ты должен ответить себе сам.

– Я и пытаюсь.

Мартинссон сел на стул для посетителей.

– Знаешь ли ты, что Швеция стала страной, где нет законов? Кто бы мог поверить в это еще пятнадцать-двадцать лет назад? Что Швеция – страна, где правит беззаконие?

– Ну, пока не так уж все мрачно, – возразил Валландер. – Не могу с тобой согласиться. Но ты прав – все идет к тому. Именно поэтому и важно, чтобы кто-то этой тенденции противостоял. Ты и я.

– Я тоже всегда так думал. Но похоже, мы проиграли.

– Думаю, в нашей стране нет ни одного полицейского, которого время от времени не посещали бы подобные мысли, – сказал Валландер. – Но это ничего не меняет. Мы должны стоять насмерть. Мы же охотимся на этого психа. Мы идем по следу. Мы не сдаемся, и мы его возьмем.

– Сын собирается стать полицейским, – задумчиво произнес Мартинссон. – Все время спрашивает, что да как. Не знаю, что ему отвечать.

– Пошли его ко мне, – предложил Валландер. – Я ему все объясню.

– Ему одиннадцать лет.

– Как раз тот возраст, когда пора начинать думать.

– Я ему передам.

Валландер воспользовался паузой и перевел разговор на следствие:

– Что знали родители Турбьорна о съемках?

– Ничего, кроме того, что молодые собирались сниматься после венчания, но до банкета.

Валландер уронил руки на стол.

– Значит, мы близки к разгадке. Осталось еще немного напрячься.

– Мы и так уже на пределе сил. Ты подумал, что будет дальше?

– Для начала надо перестать думать о своих силах, – сказал Валландер и встал. – В три часа оперативка. Явка для всех обязательна. Пусть Турнберг тоже придет. Займись этим.

Мартинссон кивнул и пошел на выход, но в дверях обернулся:

– Ты и в самом деле хочешь поговорить с моим отпрыском?

– Когда закончим с этим делом, – сказал Валландер. – Обещаю ответить на все его вопросы. И дать померить свою форменную пилотку.

– А у тебя она есть? – удивился Мартинссон.

– Где-то есть. Хотя где именно – понятия не имею.

Валландер вернулся к донесениям. Зазвонил телефон – девушка-референт из приемной разузнала, что все письма, в том числе и для сельской местности, сортируются на Истадском почтовом терминале. Терминал находится на Мейеригатан, прямо за больницей. Валландер записал телефон и поблагодарил. На терминале никто не брал трубку, хотя он выждал не меньше двадцати сигналов. Он собрался было поехать туда – может быть, кто-то просто не хочет отвечать, но потом решил немного подождать. Ему надо было подготовиться.

Когда после обеда Валландер направлялся на оперативку, его не оставляло чувство, что открытого конфликта с прокурором Турнбергом не избежать. Почему, он и сам не знал – если не считать стычки в Нюбрустранде, Турнберг вроде бы не подавал повода к стычке. Дал ли исполняющий обязанности прокурора ход жалобе, написанной «бегущей личностью мужского пола» Нильсом Хагротом, Валландер тоже не знал. Но все равно было ощущение, что с Турнбергом они находятся в состоянии войны.

Когда совещание закончилось, он понял, что ошибается. Наоборот, Турнберг активно поддерживал его, едва между членами следственной группы намечался малейший разлад. Валландер решил, что, пожалуй, поторопился. Может быть, высокомерие Турнберга – всего лишь маска, скрывающая неуверенность?

Совещание Валландер начал с заявления, что в следствии произошел кардинальный поворот. Им надо сосредоточиться на одном вопросе: кто мог знать, когда и где будут происходить свадебные съемки? И ответ на этот вопрос искать надо немедленно, не теряя ни минуты, сразу после оперативки. Все остальное может подождать.

Посыпались возражения. Особенно бурно протестовал Ханссон, утверждавший, что Валландер подгоняет следствие под свою версию. Вполне могло быть, что родители Турбьорна Вернера знали, когда и где будет фотографироваться молодая пара, но успели это забыть в силу возрастных причин. У Малин и Турбьорна было много друзей, это утверждают почти все. Кто-то из них тоже мог знать. Ханссон подчеркнул, что, возможно, Валландер и прав, но на этом этапе следствия не стоит класть все яйца в одну корзину.

Именно в этот момент и вмешался Турнберг. Он говорил очень четко и сжато. По его мнению, на этом этапе следствия Валландер совершенно прав: в ближайшие дни или даже, может быть, часы необходимо узнать, кто мог знать время и место съемок.

И опять замкнулся в своей раковине. Спор быстро увял – поддержка прокурора решила дело. Остальное время они посвятили распределению заданий. Кому с кем говорить? В каком порядке? Валландер взял на себя ассистентку фотографа, прилетающую вечером из Худиксваля. Договорились собраться сегодня же вечером. Или раньше, если случится что-то экстраординарное.

Валландер коротко подвел итоги.

– Может быть, мы вот-вот пробьемся, – сказал он. – Мы все на это надеемся. Есть еще одна причина спешить, хотя мы и не говорим об этом. Говорить-то мы не говорим, но все прекрасно знают – преступник может убить еще кого-то. Сегодня, завтра, на следующей неделе. Это нам неизвестно. Поэтому неизвестно и то, сколько у нас осталось времени. Если оно вообще у нас осталось.

После совещания, когда все уже расходились, Валландер решил было сказать несколько приветливых слов Турнбергу, но раздумал.

Часы показывали половину пятого. Через два часа прилетит ассистентка Рольфа Хаага. Валландер попытался дозвониться Бирчу, но не смог.

И тогда он сделал то, чего никогда раньше не делал. Он запер дверь и улегся на полу, подложив под голову старый портфель. Он уже засыпал, когда в дверь кто-то постучал. Он не ответил. Если он хочет работать дальше, ему надо поспать. Хотя бы часок. В ящике стола у него лежал старый будильник. Он ни разу в жизни им не пользовался, но теперь ему наконец-то нашлось применение.