Неукротимый огонь - Льюис Сьюзен

– Ты, кажется, говорил, что понимаешь, что я сейчас чувствую, – возразила Рианон, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– Правильно, я тебя понимаю. Но я не знаю, что чувствует он. И еще честно скажу: поражаюсь, как ты могла решиться остаться с ним наедине. Рианон, этот парень убил человека.

– Замолчи! – Рианон вскочила со стула. – Джолин, я от тебя такого не ожидала. Я…

– Ага! – воскликнул Джолин. – Ты, естественно, ждала, что я буду тебя уговаривать: все, мол, будет хорошо, в конце концов все устроится, он любит тебя, а не молодую жену… Нет, Рианон, так я не могу. Так мог бы говорить он. Я же могу только сопоставить твои рассказы с тем, что знаю из газет. И то и другое очень дурно пахнет. Между прочим, если бы Лиззи была сейчас здесь, она сказала бы тебе то же самое. Ты не оправилась после истории с Оливером. Насколько я представляю, ты еще перед отлетом в Лос-Анджелес подумывала вернуться к нему. Одно это показывает, как плохо ты разбираешься в людях. Тот подонок согласился стать двоеженцем, и после этого ты намереваешься к нему вернуться! А теперь, меньше чем через месяц, ты заявляешь, что без памяти влюблена в человека, у которого только что побывала на свадьбе, в человека, который, по твоим собственным словам, не постеснялся завалить тебя в свою первую брачную ночь, а затем принял все меры, чтобы ты уехала из Америки и, не дай Бог, не поставила бы его в неловкое положение!

– Все не так, – попыталась запротестовать Рианон. – Ты все ставишь с ног на голову.

– Я? А может, все-таки ты? – немедленно парировал Джолин. – Знаю, ты можешь меня возненавидеть за эти слова, но я только говорю вслух то, чего больше всего боишься ты сама. Посмотри правде в глаза! Только так ты сможешь все это преодолеть и нормально жить дальше. Хорошо, пусть ты права, пусть он любит тебя больше всех на свете, пусть даже он мучается сейчас еще сильнее, чем ты, но, выслушав тебя, я должен сказать, что эти предположения я бы сопроводил очень большим вопросительным знаком.

Рианон стояла к нему спиной, скрестив руки на груди, и смотрела на освещенный фонарями сад. Она уже не могла понять, как ее угораздило довериться Джолину, как она могла не сообразить, что такой человек просто не в состоянии ее понять. Рианон не принадлежала его миру, он не был частью ее мира, во всяком случае, в полном смысле слова, а значит, казалось ей, в разговоре с Джолином она предала Макса, позволила Джолину встать между ними. Ей хотелось только покончить со всем этим.

– А что о нем писали, вспомни! – продолжал Джолин. – Рианон, откуда-то эти ребята ведь взяли свои выводы, сама понимаешь. Они могут дать неверную интерпретацию, но дыма без огня не бывает. Они ничего не высасывают из пальца, особенно когда речь заходит о людях вроде Макса Романова. Рианон, спросила бы ты себя, почему он так избегает общения с журналистами, почему ни на кого не подает в суд за диффамацию, почему не добивается судебного запрета на материалы, которые неизбежно попадут на первые полосы газет. Писали, что он за взятки избежал ответственности за убийство, за незаконную биржевую сделку. Что же дальше? Мы ведь по-прежнему ничего не знаем об этом человеке!

Рианон тем временем подумала о Морисе, обо всем, что рассказал ей Макс. И еще о Сюзан Травнер. Неужели она сделала глупость, решив не встречаться с ней? Она думала о Галине, о ее смятенном рассудке. О Максе. О том, как охотно поверила всему, что он ей говорил. О его детях, о его любви к ним. О часах, которые он, должно быть, провел наедине с Галиной, прежде чем явиться в памятную ночь в пустыню на свидание.

О том, как в первую ночь он прикасался к ее груди, как целовал ее, об их близости. Она задумалась о том, что он не захотел ей рассказать. Вдруг до нее донесся голос Джолина, и Рианон безумно захотелось, чтобы парень оставил ее в покое. А Джолин говорил:

– Я знаю, ты хочешь во всем ему верить. Я того же хотел, когда такое случилось со мной. И кое-что заставляет тебя верить. То, например, как тебе было хорошо с этим человеком, то, что он делал с тобой. Ощущения, которых, кажется, никто до тебя не испытал, так, наверное, и есть. В твоей жизни, во всяком случае, такого не было. Но пойми, эти чувства принадлежат тому времени, тем дням и часам, что вы провели вместе. Там им и место! Он сказал тебе кое-что, и один парень сказал мне то же самое. Да, я все равно продолжал надеяться, говорил себе, что все в конце концов устроится, ведь такая сильная любовь не может пройти бесследно. Но ничего не устроилось, потому что не должно было. Он женат, отец семейства, у него дела, жизнь, в которой тебе нет места. Рианон, поверь мне, твой Макс ни от чего не откажется, и не важно, любит он тебя или нет.

– Знаю, – прошептала она. – Он и сказал, что не откажется.

– Вот и поверь ему.

– Пытаюсь.

Джолин поднялся, чтобы наполнить бокалы. Когда он протянул Рианон бокал, она робко спросила:

– Джо, все это не выйдет за пределы этих стен, обещаешь?

– Ну конечно, даю слово. – Джолин моргнул, и тени от длинных ресниц пробежали по щекам. – Прости, если мои слова были тебе неприятны, но лично мне очень жаль, что мне никто ничего не объяснил, когда мне было так же плохо. Я потерял три года в напрасной надежде на его возвращение. Три года я ждал, что все образуется. Отчасти потому, что мои так называемые друзья уверяли меня, что все будет хорошо, отчасти из-за того, что сам не мог смириться с мыслью о том, что судьба, которая дала мне с этой встречи так много, враз все отобрала. Но в конце концов все встало на свои места.

– Похоже, с Лиззи так и случилось, – заметила Рианон. Она с большим трудом сдерживала слезы.

– Там все совсем иначе, – возразил Джолин. – У Энди не было других привязанностей. Он волен любить ее, и ей ничто не мешает любить его. – Парень пожал плечами. – Думаю, когда-нибудь ты встретишь человека, которому ничто не будет мешать тебя полюбить.

– Это будет не то.

– Конечно. Это будет компромиссом. А жизнь состоит из компромиссов. Ради Энди Лиззи покинула Лондон, а ты ради другого человека расстанешься с мыслями о Максе.

Рианон поспешно отвернулась, чтобы Джолин не заметил слез, выступивших на ее глазах.

– Меня это приводит в бешенство, – помолчав, произнесла она.

– А жизнь постоянно бесит, – со смешком отозвался Джолин. – Мы вообще существуем для того, чтобы нас унижали.

Рианон тоже засмеялась.

– Нет, я злюсь на себя. Брожу как дура, якобы стараюсь осмыслить свою жизнь, притворяюсь, что думаю о чем угодно, только не о нем, а на самом деле только о нем. Мысленно веду с ним бесконечные разговоры и схожу от них с ума. В понедельник я должна приступить к работе в музыкальном телеконкурсе и мечтаю только о том, как плюнуть в рожу Мейвис Как-ее-там, потому что только она предложила мне работу, а я-то считала, что предложения посыплются на меня со всех сторон и вообще что я в жизни не окажусь в таком положении, как сейчас.

– Пошли-ка ты Мейвис Как-ее-там сама знаешь куда, – фыркнул Джолин и с характерным взмахом руки вновь опустился на диван. – Она тебе не нужна, – добавил он.