Новый придорожный аттракцион - Том Роббинс

Позже у меня возникли другие вопросы. Я задал их, охваченный отчаянием, она же с шармом отмахнулась от них. Но последнее, что я услышал, перед тем как скатиться по скользкой горке в сон – если не считать бульканья воды в аквариуме с улитками и стука дождя по крыше, – был ее шепот мне на ухо:

– Мы ничего не теряем, Маркс, и ничего не приобретаем. Ничего не теряем и ничего не приобретаем. Человек может быть свободен и счастлив в той мере, в какой ему хочется, потому что нам нечего терять и нечего приобретать.

Светает. Надушенный полог раздвинут, и с того места, где я клацаю на своей пишущей машинке, мне хорошо видно святилище Аманды. Она пакует вещи. Лицо ее раскраснелось от страстной умиротворенности, известной только тем, кто живет вне человеческих законов, но в соответствии с природными.

В моей собственной голове тоже начинает накапливаться какая-то неведомая ранее радость.

Аманда только что объявила мне, что снова беременна. Поначалу я подумал, что счастливый отец – это я. Но потом сообразил, что прошло всего-то несколько часов. Хотя, с другой стороны – она ведь ясновидящая. Но увы, это не я. А скорее всего чародей. Впрочем, не исключено, что и Плаки Перселл. Или кто-то из чернокожих бродяг, что заглядывали к нам в придорожный зверинец. Кто знает?

Аманда укладывает вещи в старинный плетеный чемодан. Многое, конечно, придется бросить. Без всякого сожаления, как мне кажется. Вот она только что упаковала несколько пар сложенных трусиков. И несколько бабочек.

Тот, кого ждет казнь или тюрьма, собирался бы совсем не так, как она. Или даже тот, кто возвращается к семейному очагу. Собирать вещи, как сейчас собирает их Аманда, может только тот, кто вознамерился бежать, кто хочет быть унесенным ураганом жизни. Вот она только что упаковала цыганские колокольчики для пальцев ног. Ага, и муху цеце.

Как и все предыдущие дни, дождь что-то лопочет, стучась в окна. Его стук кажется мне сейчас каким-то свежим и правильным.

А! Кто-то снизу окликнул меня по имени. Нет, позвали не «Маркса Марвеллоса», а меня по настоящему имени. Вот гады. В довершение ко всему мне еще придется платить алименты.

Снова зовут. Я узнаю голос. Он топает по ступеням; одно слово – одна ступенька; и кажется, будто это и не слова вовсе, а какой-то проржавевший невидимый робот стучит по ступеням баскетбольным мячом. Это голос отца Гутштадта.

– Собирайте вещи, – гремит его трубный глас, словно из преисподней. – Даю вам на сборы пять минут.

Я уже давно готов. Поэтому добавлю к моему рассказу всего несколько последних слов. Аманда поднялась и направляется в мою сторону. Идет поцеловать меня на прощание. Ее лицо потрясает меня красотой. Эта красота сродни жуткой красоте самой природы. И я открываю для себя две вещи. Первая – она меня глубоко любит. Вторая: ей совершенно безразлично, увидимся ли мы когда-нибудь еще.

Я бросаю взгляд на ее чемодан и вижу, что он полон лишь наполовину. Отлично. Значит, она, как и обещала, оставила место для моей рукописи.

Читатель! Пусть это будет для тебя сигналом. Если рукопись цела, значит, Аманда тоже жива.

А если Аманда жива…

А Иисус мертв ……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Сосновые шишки на палатке

Холодное ясное утро. Солнце уже показалось из-за стены каньона, вы же еще дремлете, и в этот момент что-то падает на вашу палатку. Отбросьте полог палатки, шагните навстречу солнцу. Мир готов.

И пусть Аманда будет вашей сосновой шишкой…