Стеклянное лицо - Фрэнсис Хардинг

«Небо. Я вижу небо».

Душа Неверфелл рвалась ввысь, как стая голубей, она почти видела их летящими по спирали в ореоле белых перьев. Накатившая волна облегчения едва не сбила ее с ног. Только тогда Неверфелл поняла, что до последнего момента боялась ошибиться и обнаружить за полусферой гнездо огромных светильников-ловушек наподобие тех, что росли над рощей мадам Аппелин.

Неверфелл оглянулась на чернорабочих, которые все это время следили за ней, затаив дыхание.

– Это путь на поверхность, – осипшим голосом объявила она. – Он открыт. Думаю, солнце еще не встало, но… Я вижу небо. Давайте, посмотрите сами!

На столе тут же стало не протолкнуться – всем хотелось заглянуть в шахту и увидеть небо.

– Чем это пахнет? – шепотом спросил кто-то.

– Это запах верхнего мира. – Неверфелл улыбалась так широко, что казалось, еще чуть-чуть – и лицо у нее треснет. – Запах свободы.

– Нев, нам надо спешить! – окликнул ее Эрствиль. Трое рабочих доставали из люка странное устройство. Оно напоминало помесь треноги, арбалета с шестью тетивами и кошки. – Ты уверена, что это сработает?

– Понятия не имею! – Неверфелл с интересом разглядывала причудливый механизм. – А что это?

– Не помнишь? Наверное, Вино еще блокирует часть воспоминаний. Вот, выпей. – Зуэль протянула ей очередной фиал.

Торопливо откупорив сосуд, Неверфелл осушила его и уставилась на устройство. Глаза ее широко распахнулись от узнавания и восторга.

– А! Это же я придумала! Ух ты, ух ты, ух ты!

– Нев, нам сейчас не до шуток, – проворчал Эрствиль.

– Не волнуйся, все будет хорошо! – заверила его Неверфелл и принялась устанавливать треногу на столе так, чтобы арбалет смотрел прямо в шахту. – Ну, я надеюсь. Шахта оказалась несколько шире, чем я ожидала, но длины когтей должно хватить. Главное – хорошо прицелиться, чтобы все было симметрично.

Она проверила встроенный спиртовой уровень, подложила тряпицу под ножку треноги и снова посмотрела в шахту.

– Веревку не забыли? – спросила она чернорабочих. – Отлично. Привязывайте к вот этой штуковине. И… полетели!

Неверфелл дернула за спусковой крючок, и стальные тетивы хором загудели, запуская кошку в шахту. Кошка взмыла в воздух, на лету разворачивая когти и увлекая за собой веревку. Когти чиркали по зеркальным стенам, моток веревки стремительно таял, а потом сверху донеслось далекое бряцание, и веревка повисла в воздухе. Неверфелл подергала ее, но кошка крепко держалась за края шахты и вроде бы не собиралась падать никому на голову.

– Кажется, получилось. Она зацепилась за самый верх!

Эрствиль залез на стол и забрал у Неверфелл веревку.

– Если я свалюсь, значит, нет, – проворчал он и начал карабкаться.

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем Эрствиль три раза дернул за веревку, подавая сигнал, что все в порядке. К ней тут же привязали веревочную лестницу, и невидимый Эрствиль принялся сноровисто подтягивать ее вверх.

Наконец лестницу тоже дернули три раза – Эрствиль сообщал, что все готово.

– Поднимайтесь, живее! – крикнула чернорабочим Зуэль. – Мы не знаем, сколько времени у нас осталось.

За всю свою жизнь Максим Чилдерсин не мог припомнить столь неудачного дня. А он прожил много – неестественно много! – лет.

День не задался с самого утра, когда Следствие настояло на том, чтобы провести слушание в непривычно ранний для Чилдерсинов час, порушив ему все расписание. Максим Чилдерсин подозревал, что Требль сделала это специально. Она использовала все доступные ей средства, чтобы досадить ему, не говоря уже о том, что снова и снова отказывалась умирать. Хотя наемные убийцы старались изо всех сил!

Впрочем, раздражение из-за пропущенного завтрака – и недополученной порции солнечного света – меркло по сравнению с тем, что случилось потом. У Чилдерсина до сих пор в голове не укладывалось, как слушание могло обернуться такой катастрофой. Он чувствовал себя гроссмейстером, который за два хода до блистательного завершения партии внезапно обнаружил на шахматной доске котенка, весело скачущего по клеткам и сшибающего фигуры.

Должен быть способ все исправить, убеждал он себя, очищая меч и убирая его в ножны. Еще не все потеряно. В девяти случаях из десяти поражение у нас в голове. Что ж, поражение точно было в голове у его союзников, которые в панике бежали из Зала смирения. Чтобы привести их в чувство, потребовалась вся его харизма и немного Духов. По крайней мере к ним вернулась способность ясно мыслить, и по ставшим смертельно опасными улицам Чилдерсин двигался с внушительной охраной. Попытка следователей арестовать его с треском провалилась.

«Мне всего лишь нужен новый план. Более кровавый, чем предыдущий, но тут уж ничего не поделать. Мы слишком увязли во всем этом, чтобы теперь отступать. Я должен объединить своих союзников, чтобы они не попрятались по норам – и не заключили трусливую сделку с правосудием».

В первую очередь Чилдерсин собирался напомнить своей семье, кто здесь патриарх, и заручиться их поддержкой. Иначе они перегрызутся, как пауки в банке, желая занять его место.

Винодел был приятно удивлен, когда обнаружил, что толпа, осаждающая фамильный дом, существенно меньше, чем он ожидал. Следователей в пурпурной форме тоже нигде не было видно. Чилдерсин рассудил, что они, верно, слишком заняты восстановлением порядка. А участники осады удивились еще больше, когда в тыл им ударили превосходящие силы противника под предводительством человека, который, как они думали, забился в свои пещеры и боится даже нос высунуть.

К тому времени, как сражение завершилось, тихая улочка, некогда очаровавшая Неверфелл, растеряла всю свою прелесть. Штукатурка потрескалась, кровь запятнала глазурь фасадов. Чилдерсин переступил через тела, распростертые на пороге его дома, и постучал в дверь условным стуком.

Семья была несказанно рада его видеть. Все торопились сообщить Чилдерсину о том, что случилось за время его отсутствия. Услышав, что Зуэль вернулась, Чилдерсин сорвался с места и кинулся к лабораториям. Увидев, что Зуэль устроила в коридоре, ведущем к Утренней гостиной, Чилдерсин преисполнился гордости за племянницу – и вместе с тем горького разочарования. Он всегда знал, что его юная наследница – талантливый винодел и прирожденная интриганка. Увы, ей недоставало того, что Максим Чилдерсин ценил превыше всех остальных качеств, – верности семье. Теперь он окончательно в этом убедился.

Разъярить Вина куда проще, чем успокоить, как посеять хаос куда проще, чем установить порядок. Но Максим Чилдерсин много веков был виноделом, и это он научил Зуэль всему, что она знала. Он начал медленно продвигаться вперед, опутывая бочки напевными чарами. Родственники и без его помощи закуют усмиренные Вина в цепи и уберут обратно в лаборатории. А у него есть дела поважнее, например побеседовать с любимой племянницей.

Чернорабочие непрерывным потоком лезли из люка в полу, чтобы устремиться по веревочной лестнице в шахту. Все знали, что время поджимает, и не могли дожидаться, пока каждый доберется до верха. Сердце Неверфелл в страхе сжималось всякий раз, когда лестница – самая крепкая, что им удалось найти, – начинала скрипеть. Неверфелл неотрывно смотрела на веревки, гадая, выдержат ли они.