Хранитель забытых тайн - Кристи Филипс

Услышав ее признание, он становится смелее, обнимает за плечи и прижимает к себе. Но проходит целая вечность, пока губы его не касаются ее губ. «Какие теплые, — удивляется Анна, — а щетинистый подбородок так приятно колется. Господи, как много открывается в простом поцелуе: желание, страсть, надежда, сожаление и печаль о том, что этот первый поцелуй может стать последним». Все существо ее неожиданно охватывает жадное желание, и это тоже ее удивляет: руки ее, кажется, сами тянутся, чтобы обнять его, упругие груди сейчас разорвут тесные пределы платья, губы отвечают Эдварду с восторженным исступлением. Удивляет и его страсть, которая нисколько не меньше ее собственной.

Эдвард отрывается от нее, потом обнимает снова.

— Позвольте же проводить вас до дому, — жарко шепчет он ей на ухо.

Карета подъезжает к северной оконечности Портсмут-стрит; как во сне, они выскальзывают из нее и, пройдя сквозь фиолетовые уличные тени, приближаются к двери ее дома. Внутри Анна зажигает свечу и, подняв ее высоко, стараясь не шуметь, ведет его наверх, мимо закрытых дверей в комнаты матери, Эстер и миссис Уиллс. На цыпочках они входят в расположенную под самой крышей спальню Анны. Она плотно прикрывает дверь и ставит свечу на стол.

Он подходит к ней и кладет ей руки на плечи.

— И вы не пожалеете? — мягко спрашивает Эдвард.

Она сразу понимает смысл этого вопроса: у него есть обязательства, а значит, только одна ночь, никакого продолжения, никаких тесных уз.

— Нет.

Это сделка, и она на нее согласна.

— Но я боюсь, что не смогу…

— Ш-ш-ш…

Она кладет палец ему на губы. Она принимает эту ночь такой, какова она есть, и не желает слышать, что он скажет.

Сначала перчатки, потом плащ и накидка, его шейный платок, ее шарфик. Медленно, молча, они избавляются от одежды: сбрасывают обувь, он расстегивает и отбрасывает в сторону жилет. Потом Эдвард аккуратно и бесшумно расцепляет застежки на ее корсаже, пять крючков от шеи и до пупка. Помогает ей избавиться от платья, которое сползает вниз и ложится складками у ее ног, как сброшенная кожа. Вот и все, на них больше почти ничего не осталось, кроме хлопчатобумажных рубашек, да на Анне еще бледные чулки, закрепленные подвязками у самых бедер. В комнате так тихо, что оба испуганно вздрагивают, когда свеча неожиданно шипит и гаснет.

Эдвард протягивает руку и нежно касается темных сосков ее груди, просвечивающих сквозь тончайшую ткань нижнего белья.

— Можно? — спрашивает он.

Она молча кивает, и тогда он берет за края рубашки и тянет вверх. Она поднимает руки, рубашка скользит вверх через голову, и она с облегчением вздыхает: ей кажется, она обрела наконец долгожданную свободу. Совершенно нагая, Анна стоит перед ним и немного дрожит в прохладном воздухе мансарды. Взгляд Эдварда, не смущаясь, благодарно скользит по ее маленьким красивым грудям, упруго закругляющемуся животу, ее роскошным, крепким бедрам, стройным, изящным ногам.

— Я был уверен, что вы прекрасны, — говорит он, — но представить себе не мог, что настолько.

Он склоняется к ней и целует в губы, сначала мягко, потом все более страстно, и она с легкой душой укрывается в теплом объятии его рук. Они отрываются друг от друга, и Эдвард тоже снимает рубашку — бесформенным комком она падает на стул и соскальзывает на пол. Обнявшись и не разлепляя губ, они идут к кровати. В мерцающих тенях, которые ходят меж стропил мансарды, не говоря ни слова, они ложатся в постель и начинают осторожно и внимательно изучать тела друг друга, словно два музыканта, пробующих возможности новых для них, невиданных и чудных инструментов. Эдвард прекрасно сложен, у него крепкие мышцы, красивые и сильные руки: это руки настоящего хирурга. Эти руки теперь исследуют тело Анны с такой уверенностью и вместе с тем так чутко — Анна сама не ожидала такого.

Одно желание влечет за собой другое, одно ощущение сменяется другим. Теплые губы Эдварда отрываются от ее губ, покрывают поцелуями шею, не торопясь, спускаются ниже, к груди, на короткое время один сосок ее, а потом и другой попадают в горячую пещеру его рта, но он продолжает свой путь все дальше, все ниже, то дразня ее, то доставляя сладостную муку. Руки его гладят, ласкают ей бедра, потом мягким усилием раздвигают ей ноги. Эдвард склоняет голову и трется губами о самое тайное ее и самое чувствительное место, и Анна содрогается от наслаждения. Ладони его проскальзывают ей под ягодицы и прижимают ее к своему рту; он впивается в нее таким глубоким поцелуем, что волны исступленного наслаждения накатывают на нее одна за другой, и, чтобы не закричать, ей приходится закусить кулачок. «О, как много, о, как это много, — содрогается она от сладкой муки, — Я не вынесу этого». Эдвард прижимается к ней еще крепче, и Анна бьется под ним, как пойманная рыба: «О, я не вынесу этого!» И когда она уже хочет взмолиться, чтобы он прекратил эту пытку хоть на минуту, потому что она не в силах более ее терпеть, ее настигает, на нее обрушивается словно какой-то шквал, и тело ее содрогается — вот тут-то ей и приходит конец: она теряет сознание, проваливается куда-то в бесконечность, ничем более не связанная и свободная, и больше нет никакой нужды сдерживать торжествующие вопли. Проходит целая вечность, пока она не возвращается в сознание, притихшая и спокойная; но и теперь самое легкое прикосновение снова способно вызвать в ней ту же волну сущего безумия, которое она испытала только что.

Эдвард смотрит на нее, на ее высоко вздымающуюся грудь, в ее затуманенные глаза, и во взгляде его она читает восхищение и бурный восторг. Он целует ее, на этот раз в губы, и осторожно опускается на нее. Тело его тесно прижимается к ее телу, руки и ноги сплетаются, он осторожно входит, и она прогибается, благодарно принимая его.

— Я потихоньку, — шепчет он нежно.

— Не щади меня, — отвечает она.

Пятая неделя осеннего триместра

Свечи на преподавательском столе медленно таяли, и Эндрю внимательно слушал, как Клер пересказывала содержание очередной расшифрованной порции дневника Анны Девлин, где речь шла о смерти оперированного Анной мистера Хенли, о ее второй встрече с Эдвардом Стратерном, о знакомстве с Джейн Констейбл, ухаживании Монтегю, бале у короля и его последствиях. Она рассказала о растущей близости между Анной и Эдвардом, об их совместных поисках Люси. Далее шло страшное убийство сэра Грэнвилла и визиты Анны с Эдвардом к доктору Сайденхему и лорду Арлингтону.

— А что случилось после того, как они покинули дом Арлингтона? — спросил Эндрю.

— Эдвард отвез ее в своей карете домой, — ответила Клер.

Щеки ее вспыхнули; хорошо хоть в помещении царил полумрак.

— И это все?

— Дальше расшифровать не успела, — соврала она.

Клер слегка трусила, и интимные откровения Анны сочла благоразумным оставить на следующий раз.

За обедом Эндрю и Клер сидели рядом, и это было похоже на первое свидание, впрочем, не совсем обычное, поскольку сидели они за длинным столом вместе с тремя десятками своих коллег. Клер быстро оглядела собравшихся и несколько человек узнала: Каролина Сатклифф, к счастью, сидела на приличном расстоянии и изо всех сил делала вид, что не замечает их; еще Рада Пэтл, Тоби Кэмпбелл и Элизабет Беннет; рядом с ней сидел пожилой мужчина, которого она, по всему, очень любила. Да, первое свидание весьма оригинальное: Клер пришла на него не в соблазнительной кофточке и юбке, открывающей ее красивые ноги, а в темно-синей университетской мантии, под которой была надета довольно невзрачная, длинная черная юбка, черные же колготки и белая рубашка с длинными рукавами, застегнутая на все пуговицы до самой шеи. Еще необычность свидания была в том, что у Эндрю, как ей показалось, были свои причины встретиться с ней именно здесь: он хотел всем продемонстрировать, что ни в чем Клер не подозревает, и тем самым загасить сплетни, вызванные смертью Дерека. А заодно и всякие другие сплетни: все теперь видели, что она с Эндрю — просто коллеги, которые случайно сидят рядом за общим обеденным столом.