Харассмент - Кира Ярмыш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не могла уволиться. Куда она пойдет? Илья угрожал ей не зря, он действительно рассказал всем. Ее смешные фейсбучные посты не шли ни в какое сравнение с его интервью. Куда бы она ни послала резюме, отныне она будет «той самой бабой», которая выдумала домогательства начальника. Никто не станет иметь с нею дело. Даже если история всплывет не сразу, то рано или поздно о ней все равно узнают и это обернется для Инги только большим позором. Она не сомневалась, что Илья, как обещал, сделает все, чтобы ей нигде не было места.
Но остаться было тоже немыслимо. Работать с ним бок о бок каждый день, видеть Мирошину, слышать насмешки за спиной, ловить презрительные взгляды – медленная пытка, несовместимая с жизнью. Инга не заслуживала такого. Добравшись до мысли, что мир к ней несправедлив, она обычно принималась плакать, однако в этот раз слезы не шли. Происходящее было таким жутким, что парализовало ее волю, не оставив сил даже на жалость к себе. На Ингу давили две одинаково неподъемные силы – нельзя уйти и нельзя остаться, – и она была сплющена между ними, зажата в тисках.
Она не знала, сколько просидела на полу. От неудобного положения начала затекать нога. Поначалу Инга пыталась это игнорировать и полностью погрузиться в безмыслие, но нога немела все сильнее, и ей пришлось встать. Это даже немного ее рассердило, потому что затекшая нога свидетельствовала о том, что какая-то жизнь в ней осталась и чего-то требовала, тогда как Инге хотелось больше никогда не испытывать никаких чувств.
Она вышла из кабинки, подошла к зеркалу и посмотрела себе в лицо. Оно тоже было возмутительно обыкновенным и ничем не выражало внутреннего омертвения. Инга включила воду, но не прикоснулась к ней, а просто наблюдала, как из крана вырывается белая от сильного напора струя.
Дверь туалета распахнулась, и вошла Мирошина. Увидев Ингу, она застыла на пороге и уставилась на нее, явно растерявшись.
После встречи в кабинете Кантемирова они впервые оказались наедине. Взаимное отчуждение, которое они обе испытывали, было не так заметно в компании коллег, рассеивалось по комнате, но теперь вдруг сгустилось до предела и обрело почти физическую тяжесть.
Инга медленно повернулась к Мирошиной. Вода продолжала с шипением бить в раковину.
– Зачем ты это сделала? – спросила Инга и сама удивилась, услышав свой голос. На нее продолжали давить две одинаковые силы, одна из которых требовала добиться ответа, а вторая наоборот – отвернуться, не высовываться, исчезнуть. Она не ожидала, что под этим нажимом сможет выдавить хоть слово.
Мирошина пару секунд колебалась, видимо решая, уйти ей или остаться. Скрестив руки на груди, она свысока посмотрела на Ингу – почему-то это выражение придало ей сходство с болонкой – и сказала:
– Я ничего не сделала.
– Ты врешь. Я знаю, Илья подговорил тебя, чтобы ты меня подставила. Зачем ты согласилась?
– Ой, Инга… – поморщилась Мирошина. – Ну что ты докопалась. Все же нормально закончилось. Никого не уволили, все работают, как раньше.
– Ты понимаешь, чем все это обернулось для меня? – прошелестела Инга. Ей казалось, что говорит не она, а кто-то другой заставляет ее шевелить губами, но с каждым словом ее голос звучал все тише и тише.
– Ну, знаешь ли. – Мирошина подошла к раковинам, но не включила воду, а, наоборот, выключила ее у Инги. Наступила гулкая тишина. Мирошина тут же отошла. – Ты сама виновата. Раньше надо было думать. Еще раз тебе говорю: все нормально закончилось. Особенно учитывая, каких дел ты наворотила. Я слышала, тебе даже зарплату не понизили. Вообще не понимаю, на что ты жалуешься.
– Зачем ты это сделала? – повторила Инга. – Он пообещал тебе что-то?
Мирошина вздохнула:
– Никто мне ничего не обещал. Я просто хотела, чтобы все нормально закончилось. И все закончилось. Так что хватит сопли размазывать. Радуйся, что пронесло.
Больше не глядя на Ингу, она направилась к кабинке и с силой захлопнула за собой дверь.
Оставшийся день был похож на пунктирную линию: череда долгих пустот, когда Инга ничего толком не осознавала и ни о чем не думала, и мгновений резкой ослепительной ясности. Эти моменты случались каждый раз, когда она заходила на ютуб и смотрела на счетчик просмотров. Ингу постоянно тянуло его проверять. Цифры росли и росли – двести тысяч просмотров, триста, триста пятьдесят. Под вечер это даже стало ее развлекать, словно игра, никак с ней не связанная. Инга вела сама с собой соревнование, загадывая число и сравнивая его со счетчиком.
Один раз она машинально зашла в фейсбук и в первом же посте увидела ссылку на интервью. «Достойный разговор. Не ожидал от Арефьевой такой адекватности, думал, она в любой ситуации будет топить за девушку. Рад, что ошибся. Лучший выпуск на злободневную тему». Инга торопливо щелкнула по крестику в углу и соцсети больше не открывала.
Максим пытался ее поддержать. Он с жаром строчил сообщения одно за другим, где проклинал Маргариту, Илью, новые медиа и извечную погоню за сенсациями. Инга отвечала вяло. Гнев для нее был слишком энергичной эмоцией. Она же не испытывала вообще никаких.
На следующий день, однако, болевой шок начал проходить. Инга, не понимая, как это возможно, проснулась, почистила зубы, накрасилась, и все это неожиданно далось ей без особого труда. Из нее раз за разом выколачивали все жизненные силы, но потом оказывалось, что крупица их неведомым образом уцелела и уже вновь пустила ростки.
Инга помнила, что должна принять решение: уволиться или остаться, потому что ее нынешнее бездействие будто бы терзало ее свирепее, чем любой однозначный выбор. Она опять сказала себе, что подумает об этом днем, но снова ни о чем не подумала. Так повторилось на следующий день и на следующий. Каждый раз Инга находила отговорки: вот допишет пресс-релиз и тогда уж точно засядет за «Хедхантер», сейчас поужинает – и составит план действий. Однако она так ни за что и не взялась.
В глубине души Инга знала, почему медлит. Отсутствие решения позволяло ей сохранять иллюзию собственного достоинства. Если бы она решила уволиться, это обрекло бы ее на мучительные собеседования и последующие унизительные отказы. Если бы окончательно решила остаться, это бы означало, что она сдалась, покорилась. Оба варианта грозили ей позором, через который Инга не готова была пройти, и потому она незаметно выбирала третий – не принимать решений.
Она ходила на работу, выполняла какие-то задания, почти ни с кем не разговаривала и по-прежнему успокаивала себя, что это временно. Вот-вот она соберется с силами и возьмет свою жизнь в руки. Но никаких сил просто не было. Инга все время чувствовала себя разбитой, что угодно могло довести ее до слез. В пятницу утром она расплакалась оттого, что у нее убежал кофе. Позже – еле успела закрыться в кабинке туалета, прежде чем разразилась рыданиями потому, что Ильина из маркетинга не ответила на ее приветствие (которое, возможно, не расслышала). Чтобы поднять себе настроение, в субботу Инга решила посмотреть романтическую комедию, но и это привело к непредвиденному провалу. Она начала шмыгать носом к концу первого часа, а финальные сцены уже почти не различала, так у нее глаза опухли от слез. Хэппи-энд истории главной героини напомнил ей о жирном кресте, который отныне стоял на ее собственной личной жизни.