Загадочные страницы русской истории - Николай Ефимов

Время укутывает удаляющиеся события романтическим флером, и 1812-й год для многих представляется героическим водевилем, подобным «Гусарской балладе». Но истинная война столь же далека от экранной, как приключения Шурочки Азаровой — от драматической судьбы знаменитой «кавалерист-девицы» Н. А. Дуровой… Мы вообще склонны идеализировать далекое прошлое. Дамы в кринолинах, мундиры с эполетами, балы, роскошные экипажи, барские особняки — как все это прекрасно и как… далеко от истины. Многие, например, считают, что раньше офицерам жилось гораздо лучше. В качестве подтверждения, казалось бы, можно взять хотя бы приведенные выше строки старинной повести… Но, увы, даже в них заложена негативная информация! Задержите свой взгляд на словах: «кроме армейских пехотных офицеров».

Посмотрев «Роспись русским полкам 1812 года» Г. С. Габаева, уточним, что в составе Русской армии было тогда 98 пехотных армейских полков. Кроме того, 6 пеших и 5 конных гвардейских полков, 14 гренадерских, 50 егерских, 4 морских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских. Всего 131 полк. То есть получается, что почти половина служивших тогда офицеров отнюдь не «торжествовала на всех сценах». Причем это были офицеры тех самых полков, что в бою принимали и выдерживали основной удар противника, практически решая участь сражения. Уже потом в дело вступали гренадеры, кирасиры, гусары, которые опрокидывали и обращали вспять измотанного неприятеля. Им соответственно и доставались вся слава и награды, а также внимание общества. И вообще особенным вниманием пользовались не армейцы, а гвардейцы. Причем не только избранного общества, того, что именовалось великосветским, но и просто дворянства. Подтверждение тому легко найти в лермонтовском «Герое нашего времени»:

«…Я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сюртукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись».

«Степные помещики» — это же дремучая провинция! И они отворачиваются от обладателя офицерского мундира! Но почему?

Прежде чем ответить, уточним одно из современных представлений. Известно, что офицер начала XIX века принадлежал к дворянскому сословию и соответственно являлся помещиком… Теперь обратимся к книге Дмитрия Целорунго «Офицеры Русской армии — участники Бородинского сражения». Проанализировав 1315 формулярных списков, историк дает такие данные:

Из титулованных дворян — то есть графов, князей и т. п., не имевших крепостных, происходили 1,6 % офицеров.

Из титулованных дворян-помещиков — 0,3 %.

Из дворян, не имевших крепостных, — 72,9 %.

Из дворян-помещиков — 3,1 %.

Остальные офицеры происходили из иностранных дворян, из обер-офицерских детей — то есть сыновей чиновников, не выслуживших потомственное дворянство, из иных сословий, вплоть до крестьян — последних было 1,2 %.

Среди офицеров-помещиков, составлявших 3,4 % от общего количества, 38 % имели от одной до пятидесяти крепостных душ; 24 % — от 51 до 100.

Если вспомнить рассуждения грибоедовского Фамусова:

Будь плохонький, да если наберется Душ тысячки две родовых, — тот и жених, то ясно, что по своим родовым состояниям подавляющее большинство офицеров «завидными женихами» не являлись. Стоит ли удивляться, что в 1812 году только 9 % офицеров были женаты?

Но, может, государево жалованье вполне обеспечивало все жизненные потребности верных слуг Отечества и престола?

В книге Аллы Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I» приводится следующий уникальный документ, датированный 27 сентября 1810 года:

«Великодушный ГОСУДАРЬ!

Нужда меня принуждает обеспокоить ВАШУ ОСОБУ. ВАМ неизвестно положение бедного офицера в Курляндии… Дороговизна здесь чрезмерная. Поневоле он вступает в долги, которые уплатить ему невозможно; военный министр может ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ объяснить причину, побуждающую меня утруждать ВАС, ГОСУДАРЬ, следующею просьбой: 2 тысячи рублей уплатить всего, не откажите, достойный внук Великой Екатерины, отец подданных, просящему офицеру, клянусь честью и присягою, которою обязался служить верою и правдою и самому МОНАРХУ, что более утруждать его не стану…».

Послание это направил императору Александру I не какой-нибудь прапорщик, а подполковник граф де Мендоза-Ботелло, испанец, служивший в 24-м егерском полку, почтенный человек, обремененный большим семейством.

Просьба была изучена и вспомоществование последовало.

«Прошение подполковника графа де Мендоза-Ботелло… — пишет Бегунова, — вовсе не являлось из ряда вон выходящим в повседневной жизни александровской эпохи. Ежегодно такие же прошения отправляла в столицу Н. А. Дурова, и ей, обер-офицеру Мариупольского гусарского полка, также выдавались деньги, только суммы были поменьше: от 300 до 400 рублей. Судя по архивным данным, к милости монарха прибегали десятки офицеров. По каждому такому прошению в Военном министерстве готовили справку о просителе, и государь, ознакомившись с ней, как правило, нужные средства выделял».

Становится ясно, что материальное положение офицеров было совсем не столь блестящим, как это кажется сейчас. В первую очередь, разумеется, речь идет об армейцах, потому как в гвардии все было несколько по-иному.

Хотя в книге «Пятьдесят лет в строю» генерал- лейтенант Советской армии граф А. А. Игнатьев вспоминал свою службу в Кавалергардском полку в девяностых годах XIX века, но нравы, там господствовавшие, были сходны и с началом того же столетия:

«Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим; оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т. п. Жалованья не будет хватать даже на оплату полковых обедов, приемы других полков…»

Что ж, в гвардии — особенно в кавалерии — служили весьма состоятельные люди. В «Истории Преображенского полка» приведен совет императора Павла I дворянам: «Не отдавайте своих детей в гвардию, не пускайте их в Петербург — там они совсем разорятся». Когда же средств не хватало, гвардейцы спешили перейти в армию, благо при переходе пользовались преимуществом в два чина и получали назначение командиром батальона или полка — в обход армейцев.

Так что же представляло собой жалованье армейского офицера? Оно, как и сейчас, состояло из непосредственно жалованья — «денежного содержания» и «пайковых», которые тогда именовались «рационом», или «столовыми деньгами». Выдавали его «по третям» — трижды в год, раз в четыре месяца.

В «Повседневной жизни русского гусара…» уточняется, что по штатам, учрежденным 30 апреля 1802 года и действовавшим до 1816-го, когда были не только увеличены выплаты, но и введены квартирные деньги, офицеры получали в год следующие суммы: корнет — 200 рублей жалованья и 48 рублей — рацион; поручик — 311 и 84; штабс-ротмистр и ротмистр — 375 и 120; майор — 464 и 156; подполковник — 730 и 240; полковник — 1800 и 480.