Софья Алексеевна - Нина Молева

— Так ведь сраму не оберешься, государыня, с такими-то вояками. Хотя — хотя знаешь, Софьюшка, иноземные офицеры потешных-то этих глядели в деле — не в деле, а в учении.

— И что же иноземцы твои, князь? Посмеялися?

— Нет, государыня, головами покачали. Сказывают, хорошо они обучены. Одежда и оружие что надо. И сам Петр Алексеевич в командах разбирается, военным делом, видно, всерьез занят.

— Вот как. Что ж раньше, князь, не сказал?

— Огорчать тебя не хотел, государыня.

— Как бы больше не огорчил. Прикажи, чтобы последили за ними построже. Чем заняты, как заняты, о чем промеж себя толкуют — все, все выясни, слышишь, князь!

19 мая (1686), на день памяти священномученика Патрикия, епископа Прусского, и дружины его: Акакия, Меандра, Полиена, пресвитеров, в старой церкви Чуда Михаилова Чудовского монастыря была совершена малая вечерня, после чего состоялось торжественное перенесение мощей святителя Алексия в новый храм его имени.

20 мая (1686), на день Обретения мощей святителя Алексия, Московского и всея России чудотворца, был торжественно освящен новый Алексеевский храм.

Не такого помощника государыне-правительнице надобно, ой, не такого! Чего только князь Василий Васильевич не опасается, от чего в кусты не шарахается. Все сестрицу отговаривает на людях показываться. Мол, не было такого на Москве обычая, не было привычки, так нечего и гусей дразнить. Пусть потихоньку, полегоньку приобыкнут, а там и не заметят, что государыня везде сама присутствует. Софья Алексеевна наотрез отказала: нечего и незачем ждать. Для людишек все, что во дворце ни делается, в диковинку. Пусть и еще одну увидят. Как так можно: послам иноземным показываться, разные указы да грамоты подписывать, а собственным подданным на глаза не казаться? Потому и придумала на освящение храма в Чудовом монастыре вместе с братьями идти, вместе с ними и мощи нести. Князь Василий Васильевич в конце только рукой махнул: твоя власть, государыня, что захочешь, то и сделаешь.

А празднество, празднество-то какое было! Все так перед глазами и стоит. К вечерне все прибыли. Софья Алексеевна первой в карете царской. За ней государь Иоанн Алексеевич отдельно, и Петр Алексеевич тоже отдельно. Вся семья царская собралась, боярство, власти. Патриарх в обитель въехал в карете в передние монастырские ворота. Мощи были поставлены посреди храма. Их потом кир-Иоаким на голову поднял, оба царя по сторонам, сзади архиерей. Государыня только прикоснулась к раке. А понесли раку в южные двери, вынесли на паперть. Там уж ее хоругвями, иконами и крестами окружили. На Иване Великом все колокола принялись звонить. Благовест низкий тягучий, а по нему перезвон серебряный, ровно жемчуг по блюду сыпется, в лучах играет. Расстарались звонари. Давно красоты такой не слыхала. Шествие обошло новый храм со стороны алтарей. На помост высокий поднялись. В храме место для мощей уготовано. Так на него вчетвером раку водружали — патриарх, государи-братцы и государыня-сестица. Она первая и из храма пошла в карету садиться. И то сказать, что одеждами, что статью, что венцом царским на голове всех Софья Алексеевна затмила. Народ стоял дивился. Иные кидались край платья целовать.

Таково-то оно обидно Нарышкиным показалося, что на другой день на освящение храма Петр Алексеевич явиться не изволил. Софья Алексеевна как узнала, что нарышкинской рати не будет, тоже от выхода отказалася. Одно дело двух государей ошую и одесную иметь, другое — с одним Иоанном Алексеевичем перед народом представать. Так государь-братец один и оставался. Царица Прасковья Федоровна все по теремам потом металася: правильно ли сделал супруг-то, может, и ему не след было являться. И то диво, с Нарышкиными не сговорилася заранее. Во время службы мощи вокруг храма торжественно обносили, а за ними один Иоанн Алексеевич шел — вот ведь как бывает.

7 июля (1686), на день памяти преподобных Фомы, иже в Малеи, Акакия, о котором повествуется в Лествице, Евдокии, княгини Московской, патриарх Иоаким ходил на Двор Книг Печатного дела для досмотру книг древних, и в школу, где учатся греческого языка и грамоте. По указу патриарха роздано двум учителям по 16 алтын 4 деньги, ученикам греческого и словенского языков 11 человекам по гривне, 28 человекам по 2 алтына, 13 человекам по 6 денег, 146 человекам по 2 деньги, 2 старостам по два алтына.

3 сентября (1686), на день памяти священномученика Анфима, епископа Никомидийского, и с ним мучеников Феофила дьякона, Дорофея, Мардония, Мигдония, Петра, Индиса, Горгония и иже с ними, патриарх ходил в Богоявленский монастырь, что за Ветошным рядом, для досмотру, где строить школу для учения ученикам греческому книжному писанию. А из того монастыря ходил на свой патриарший домовый Житный двор, что за Земляным городом подле Новинского монастыря для досмотру Житниц.

Учеников в это время было греческого писанию 66 человек, словенского книжного писания 166 человек.

— Князь Василий Васильевич, к твоему превосходительству полковник Иван Перекрест снова пришел.

— Рацею новую приготовил ли?

— Сказывают, заново переписал, а уж складно ли получилася, тебе, князь, судить.

— Что это — через тебя, Виниус, передать мне решил?

— Нет, как можно. Ответу остался в приемной ждать. С сыновьями обоими.

— Глуп, хохол, куда как глуп. Ко двору московскому из Малороссии тащиться, а рацею сочинил для государей Иоанна Алексеевича да Петра Алексеевича, будто государыни-правительницы и в помине нет. Вот теперь и ломай голову, как дело исправить. Не могу же в таком виде государыне доложить.

— Тогда уж ждать полковнику разрешения своих дел не придется. Разгневается государыня, не иначе разгневается.

— Ну, вот теперь другое дело: и рацея складная, и одной государыне посвящена. Так-то оно лучше будет. Только вот что, Виниус, я думаю, не издать ли нам эту рацею, а еще лучше к гравированному портрету приложить, как в европейских государствах то делается.

— Найдется ли у нас гравер такой, ваше превосходительство? Сноровка тут иная, чем у наших, нужна. А так, казалось бы, чего лучше. И государыне приятность сделать…

— И на всю Европу о царствовании ее объявить. Вот что важно, Виниус. Ну-ка, зови сюда полковника. Потолкуем, чем нам помочь сможет. От такой службы и он внакладе не останется.

— Здравствуй, полковник, здравствуй! Порадовать тебя хочу. И рацея твоя хороша, и читать ты ее перед самой государыней нашей станешь.

— Господи! Радость-то какая! Честь! Не знаю, князь, как тебя и благодарить. Сам-то я что, главное — чтобы ее величество свое благосклонное внимание на сынков моих обратила. Им жить, им и державе Московской служить.

— Обратит, сдается мне, что обратит. Да и я прослежу.

— Благодарю вас, ваше превосходительство. Слов не нахожу…

— А ты и не ищи, полковник, никаких слов, лучше о деле поговорим. Сможешь ли ты к своим виршам портрет государыни в Малороссии заказать? У вас там в Киеве, сколько известно мне, великие мастера гравирования живут, не так ли? А мы бы тут рацею твою напечатали да и стали к портретам прилагать.