Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

В чем-то похожая с миром франков к северу от Альп в отсутствие экспансии стандартная настройка византийской Италии склонялась к местным и центробежным политическим программам, так как лишенный большей части своих доходов Константинополь мог меньше предложить этим землевладельческим сообществам в плане позитивных условий и не имел независимых вооруженных сил, чтобы сдерживать их. Тем не менее в 681 г. общее положение этого региона все еще выглядело достаточно прочным. Новый договор с лангобардами и полное признание решений Халкидона предлагали мирный путь к неопределенному имперскому будущему византийской Италии вообще и Риму в частности. Но затем возник третий аспект – исламский фактор, и семена местничества, посеянные по всей византийской Италии, дали поистине необычные плоды.

Произошла простая вещь. Ослабление напора ислама, которое испытывала на тот момент Византия, оказалось краткосрочным, хотя его окончание было более чем отчасти виной императора Юстиниана II. Он попытался вернуть себе часть утраченного за предыдущие пятьдесят лет, начав войну с арабами в 690-х гг., с совершенно катастрофическим результатом. К 710-м гг. исламские армии не только расстроили попытку Византии нанести контрудар, но и сами снова стали на тропу войны, кульминацией которой стала двенадцатимесячная осада Константинополя в 717–718 гг., которая навсегда уничтожила империю. Фактически город выстоял, но лишь едва, и кризис не закончился с провалом осады. Император Лев III (717–741) сделал то, что должен был сделать любой правитель в таких обстоятельствах. В 722–723 гг. он объявил огромное повышение налогов (по имеющимся данным, удвоив их), чтобы попытаться найти средства для укрепления своего восточного фронта, и вскоре после этого провозгласил начало иконоборчества – он и его советники стремились выявить то, что именно так разгневало Бога.

Последствия этого для византийской Италии оказались подобны электрической реакции. Повышение налогов породило огромное недовольство во всех военизированных сообществах землевладельцев. В Риме proceres и possessores использовали папу Григория II (715–731), который объявил, что они отказываются их платить, и открыто взбунтовались. И ввиду отчаянного положения, в котором оказалась империя, имевшая так мало сил, когда в 725 г. наступил момент действовать и экзарх подошел к Риму с армией, которую он сумел собрать, римлянам удалось благодаря собственным ресурсам и небольшой помощи извне найти достаточное войско, чтобы оказать ему сопротивление. В этот момент, более чем в какой-либо другой, и родилась независимая республика Святого Петра – прямая предшественница папских государств, которые в итоге будут ликвидированы в XIX в. благодаря большим и малым наполеонам.

Потребовалось еще несколько лет, чтобы ситуация стабилизировалась и все поняли, что случилось нечто, окончательно и бесповоротно. В конце 720-х гг. в римском землевладельческом сообществе по-прежнему была одна фракция, возглавляемая тогдашним предводителем Петром, которая была готова вступить в заговор с Константинополем, чтобы убрать папу Григория II и восстановить вассальную зависимость по отношению к Византии. Но путч провалился. Провозглашение императором Львом III иконоборчества также сильно продвинуло вперед дело независимости на местах, так как позволило Григорию разыграть религиозную карту пик. Он отлучил императора от церкви и прочитал ему еще одну нотацию о том, что правители не должны вмешиваться в богословие (как до него Геласий; текущая военно-политическая ситуация, очевидно, была такова, что он мог безопасно сделать это). Имелись и потери. В 732–733 гг. император конфисковал все папские земли в Южной Италии, на Сицилии и в Иллирике, которые все еще находились под контролем империи, что папской власти ежегодно стоило, по некоторым данным, 350 фунтов золотом: эти доходы она утратила. Но к середине 730-х гг. пыль улеглась, и появилась новая модель. Местные милитаризованные землевладельцы старого византийского дуката – Рима создали и успешно поддерживали независимую Римскую республику под общим руководством папы, выборы которого они контролировали[271]. Это, безусловно, была революция, но она не имела ничего общего с далекоидущей мечтой превратить папу в действующего главу западной церкви. Скорее, это походило на процесс, движимый какими-то сугубо местными, расчетливыми (трезвыми, практичными) финансово-политическими тайными планами. Действительно, если начать анализировать дальше, то неизбежно можно прийти к выводу, что, взятые вместе, эти различные события раннесредневекового периода на самом деле сократили широкое влияние, которое оказывала папская власть на христианские общины латиноговорящего Запада.

Во-первых, сначала у dux’а римского, а затем у центральной имперской власти в Константинополе начали иссякать деньги, и папская власть взяла на себя их функции, а религиозный компонент папских служебных обязанностей волей-неволей уменьшился. Организация снабжения продовольствием и водой, благотворительность, общественные строительные работы, затем оборона и, наконец, ведение политики и дипломатии на территории дуката – все это оказалось очень серьезным делом даже при наличии увеличенного чиновничьего аппарата. Папы, разумеется, по-прежнему находили время для религиозных вопросов. Григорий II и Григорий III (715–741), которые вступили в должность один за другим и руководили жизнью нового государства, также предоставляли широкую поддержку англо-саксонскому миссионеру Бонифацию. Но политическое положение нового государства требовало постоянного внимания. Большой налоговый кризис 720-х гг. породил волну местничества по всей византийской Италии, когда начали сказываться его последствия. За пределами Рима император сумел заново утвердить свою власть, но, как оказалось, лишь временно. По крайней мере, на севере отношения между местными сообществами землевладельцев и Константинополем стали очень напряженными, а ряд лангобардских королей – Лиутпранд, Ратчис и Айстульф – быстро воспользовались возможностью отхватить клочки византийской территории. Этот процесс растаскивания по кусочкам достиг своего апогея, когда Айстульф в 751 г. решительно оккупировал Равенну и Пентаполис, что сократило владения Византии в Италии до ограниченной территории на юге. Тем временем дукат Перуджи примкнул к Римской республике, расширив ее политическую основу, но общее стратегическое окружение осталось угрожающим. Вместо того чтобы найти защиту под имперским зонтиком, республика скромных размеров теперь сама отвечала за свою оборону в раздробленной Италии, где ее соседями были чуть более крупные по размерам независимые лангобардские герцогства Сполето и Беневенто и гораздо более крупное Лангобардское королевство на севере (карта 12, с. 295). Самооборона в конечном итоге заставила пап римских обратиться за поддержкой к франкам (глава 5), но суть их целей проста. Все непосредственные соседи республики были относительно сильными, и все имели хищнические намерения в отношении по крайней мере окраин республики Святого Петра. С момента ее рождения папам римским приходилось тратить гораздо большую часть дня, беспокоясь об армиях, доходах и дипломатических отношениях[272].