Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

На каждый голос несогласного церковнослужителя позднеримского периода имелся десяток других голосов, явно или неявно принимавших притязания императора на всеобъемлющую религиозную власть. И действительно, нужно быть очень осторожным с несогласными голосами. Если посмотреть повнимательней, нет ничего необычного в том, что один и тот же человек бурно реагирует на притязания императора, когда тот поддерживает альтернативное доктринальное положение, но от души одобряет их, когда тот на его стороне. Нельзя отрицать существование глубоких и принципиальных разногласий в некоторых церковных кругах по отношению к точке зрения императора на его религиозную власть, но огромное большинство христианских священнослужителей, да и мирян из высших слоев общества – так как аскеты являлись всегда небольшим, хоть и шумным меньшинством, – по сути, принимали ту точку зрения, согласно которой император был избран Богом и поэтому должен осуществлять по крайней мере надзор за церковными делами. Он мог и на самом деле должен был разрешать епископам заниматься богословием, но это полностью соответствовало его обязанностям – находить с Божьей помощью мудрость, чтобы выбирать между конкурирующими позициями, и обеспечивать такое положение в стране, чтобы его подданные – Божий народ – в конечном счете шли по пути истинной веры и должного христианского благочестия. Это оставляло папству лишь второстепенную роль, особенно в мире пяти равных патриархий, в которых самая передовая теология развивалась на греческом языке.

Короли и епископы

Большинство параметров, в рамках которых действовала папская власть со времени обращения в христианство императора Константина, изменились до неузнаваемости в период между низложением Ромула Августула и коронацией Карла Великого. Единая Западная Римская империя сменилась рядом государств-правопреемников, большинство из которых в конечном счете стали никейски-христианскими в V–VIII вв., даже если их правящие элиты изначально исповедовали что-то другое.

Однако политические структуры этого нового мира были далеко не стабильны, и на протяжении трехсот лет с 450 г. папская власть действовала в границах все еще существовавшей Западной Римской империи. Затем она в течение шестидесяти лет находилась под властью государств-правопреемников, заложенных Одоакром и Теодорихом, прежде чем оказалась частью Восточной Римской империи, управляемой из Константинополя. Это длилось почти сто пятьдесят лет до VIII в., когда папская власть начала управлять Римом и его окрестностями как независимой политической единицей, вынужденная отбиваться от непрошеного внимания как со стороны лангобардских королей, так и независимых лангобардских герцогов Сполето и Беневенто. Интересные времена!

Как и с позднеримским периодом, если подходить к этим векам ретроспективно, можно разглядеть зарождавшуюся связь, которая в конечном итоге помогла превратить папу в полнофункционального главу римского католического сообщества. С 494 г. (с начала правления Теодориха) до наших дней сохранилось известное письмо папы римского Геласия I императору Анастасию. Начинаясь с известных слов Duo sunt («существуют два»), оно излагает вероучение, по которому в мире действуют две равные и раздельные власти: священная власть епископов и королевская власть монархов, и из этих двух у священников ответственность больше: «Существуют две власти, которые в основном управляют этим миром, – священная власть священников и могущество королей. Из этих двух у священников больше обязанностей, так как они должны отчитываться перед Господом на Божьем суде даже за королей… Поэтому вы должны знать, что вы зависите от их решений, а они не подчиняются вашей воле».

Бог желает, чтобы эти власти работали гармонично, но у них разные сферы, и они не должны вмешиваться в область компетенции друг друга. Геласий сочинил это письмо в разгар Акакианского раскола, и оно бросило вызов притязаниям идеологии имперского государства на то, что император имеет право руководить делами церкви. Более конкретно, это были нападки на Henotikon – императорский указ, с помощью которого Зенон попытался наладить гармонию в церкви на Востоке, но конкретный пункт сформулировали в рамках более общего изложения принципа.

Практически во многом из того же интеллектуального контекста родилось важное произведение Дионисия Эксигуса. Он специализировался на переводах с греческого на латынь, но именно его труд о каноническом законе для нас имеет особое значение. Все происходило в два этапа. Сначала он заново перевел (в двух отдельных изданиях) каноны Вселенских соборов с языка оригинала – греческого. Существовали их более ранние переводы на латынь, но они были не очень точными и иногда даже путали каноны (один служитель церкви из Северной Африки ранее обращался к папе Зосиме (417–418) на том основании, что один из канонов Никеи, согласно его переводу, оказался каноном Сердики). В части второй (Collectio decretorum Pontificum Roma norum) были собраны папские декреталии начиная от папы Сириция I до Анастасия II (384–498). Этот текст является источником большей части наших знаний о деятельности пап по выпуску декреталий в позднеримский период, но он также нанес удар ради будущей папской значимости, собрав приличную коллекцию предыдущих папских решений, доступных в весьма удобной форме. Это собрание быстро распространилось и усилило роль Рима как источника властных постановлений по церковным вопросам[267].

Другие яркие моменты истории становления папской власти включают Григория I Великого, чьи произведения имели огромное влияние, но который был также очень активен и в другом: реорганизовал управление папскими поместьями, чтобы увеличить приток доходов, и модернизировал центральный чиновничий аппарат, сделав его более эффективным. Как известно, он провел действительно независимые переговоры с лангобардами в 590-х гг., когда они устремились к Риму, а в поле зрения не было ни одной восточно-римской армии. За этим в VII в. последовало принципиальное сопротивление попыткам императоров Восточной Римской империи прекратить христологические споры, которые шли на их восточных территориях, после Вселенского собора в Халкидоне. Он выдвинул довод: какова бы ни была природа Христа в разные моменты (а христианам вообще запрещалось использовать слово «природа»), Его воля была одна. Под названием «монофелизм» (с греческого «одна воля» – вас это не удивит) эта доктрина косвенно отвергала учения Халкидонского собора, в работу которого папа римский Лев внес свой вклад – знаменитое послание, так что папская власть – особенно папы Мартина I – не могла с ней смириться, какова бы ни была цена (а она оказалась высокой). И последнее, но не менее важное: в этот период также появляются первые свидетельства серьезного интереса папы к расширению границ христианской Европы – и здесь главную роль опять сыграл Григорий Великий. Сказав свою знаменитую фразу в отношении каких-то англосаксонских рабов Non angli sed angeli («Они не англы, а ангелы»), он отправил в 597 г. Августина Кентерберийского с группой отважных спутников по Франкии на север через Ла-Манш. Поддержка папой этого проекта (уже после смерти Григория) была несколько спорадической, но помогла одному из самых выдающихся церковнослужителей пройти по зеленым просторам Англии – это был Теодор из Тарса. Рожденный в Малой Азии и бежавший от персидских и арабских завоевателей, он в возрасте шестидесяти шести лет внезапно был забран из тихого римского монастыря, отправлен в Англию и сделан архиепископом Кентерберийским. Не испугавшись ужасной погоды, он продолжил в одиночку проводить коренную ломку англосаксонской церкви и умер в почтенном преклонном возрасте восьмидесяти восьми лет: за его земной карьерой последовала одна из самых заслуженных беатификаций в истории[268].