Свид 24. Книга 1 - Реми Медьяр

по три на недели, а он целый и невредимый. Я снова попытался до него докопаться, но он на меня не реагировал, будто меня и нет. А самое интересное от меня отстали, почти на несколько недель – Анри внимательно следила за лицом Ника, был он сейчас какой-то другой, как будто и не тот весельчак и шутник, а напуганный ребёнок, который вновь и вновь переживает одну и туже страшную ситуацию.

– А потом поползли слухи, в которые я никак не мог поверить и не хотел верить. А слухи у нас вещь такая всё равно дойдут до ушей, того, кто стал объектом этих слухов и в одну ночь он попытался бежать. У меня сон чуткий, я от каждого шороха просыпаюсь и услышал, как тот вышел. Я за ним, дергаю его «куда мол собрался, совсем с ума сошёл», а он меня толкает и дальше бежит. Но тут то наши и поднялись. Схватили, он кричал так будто его убивают, а ведь они его и не били даже.

Привели нас обоих к Гарычу, парень всё продолжал кричать, будто приступ какой-то, мне совсем с этого поплохело, я не знал, что делать. Начал его выгораживать, мол пытался бежать, а он меня останавливал. Ну кто в эту чушь мог поверить, я же всего не знал, что там творилось. Гарыч кивнул, и меня начали бить, я упал и зажался в комок, чтобы хоть по органам не попали, руки ноги ладно, переживу. Они пинали минут двадцать, пока не выдохлись. Потом пошли выпить. Я до сих пор помню его взгляд, напуганный, он словно просил меня спасти его, а как и от чего? Когда вернулись, Гарыч схватил паренька и уволок куда-то, а меня облили водой и на улицу выгнали, поставили возле будки и говорят «сегодня ты у нас дозорный» поржали и ушли. Холодно было до ужаса, но я время не терял обошёл палатку и заглянул с другой стороны. Лучше бы я не ходил, лучше бы я примерз к этой чертовой будке, чем увидел, как этот выродок насилует паренька – Ник резко опустил голову и закрыл лицо руками. Молчание воцарилось в коридоре. Анри не знала, что сказать. Она слышала уже о побоях, слышала об издевательствах, но о таком нет.

– Знаешь, раньше я себя жалел, думал, что как же мне тяжело, бьют, ругают, мучают, но после того дня понял, что есть вещи и похуже.

Парень повесился на следующую ночь. Я слышал, как он вышел, но решил не идти за ним, да как идти, что я ему скажу, что скоро всё закончится, что скоро фронт, потерпи пару месяцев? Я хоть и не дурак в целом, но в таких ситуациях не могу подобрать слова. А он ушел в ангар и повесился, молча так, тихо, как будто его и не было, а он был, был в моей голове всё время, каждый день, я просыпался и засыпал, видя его взгляд. Я должен был тогда, что-то сделать, я должен был убить этого выродка, но боялся. Трус я, что сказать. Но теперь уже не трус, совесть меня доконала.

В один из вечеров, когда они буйно пьянствовали, я слил масло с одной машины и облил их палатку, а на входах колышками забил полог и поджёг. Вспыхнула палатка в секунду. Пять человек до того были пьяные, что сгорели заживо, но не Гарыч, эта сволочь так просто не умерла бы. Он, конечно, знатно тогда обгорел, но уже через два месяца был во втором ряду. Наша медицина лучшая медицина в мире – злобно прошипел Ник – а меня через неделю уже кинули в поля – Ник замолчал. Порыв ветра ворвался в окно и начал трепать его волосы, но он не обращал внимание, а бессмысленно смотрел в одну точку.

– Не надо думать, что все плохие, что каждый тебя готов подставить. Есть люди, кто выше всего этого и мне кажется ты из их числа. Это плохо, таким людям тяжело жить – он вздохнул и наконец решился посмотреть на Анри. Лицо её было напуганное, руки сжаты в кулаки, будто она готовилась кого-то бить. Ник ожидал этого, зная её, настолько насколько он мог её знать, он понимал, что эта история её сильно заденет. В груди у него болело – вместо Гарыча там мог быть обычный парень, такой как мой умерший друг, а он бы в жизни не стал тебе препятствовать и уж тем более сдавать, и поверь, таких много, гораздо больше, чем ты думаешь. Ты понимаешь меня?

– Да – Анри не знала, что ещё сказать, мысли перемещались, прежний её мир, где всё было более-менее правильно рухнул. Хорошо и плохо поменялись местами таким образом, что совесть навсегда оставила свои нападки на душу.

– Ну вот и хорошо – добавил Ник и снова закурил – погода сегодня отличная – добавил он как ни в чем не бывало, будто и не было этого тяжёлого разговора. Ему хотелось разбавить обстановку, так как беседа вскрыла прежние раны, которые он так старался скрывать даже от самого себя.

Анри снова и снова прокручивала в голове пугающий рассказ, тело её словно онемело от ужаса, мозг машинально пытался поставить себя на место того паренька. Мысли плотной пеленой закрыли ей глаза и уши, поэтому она не услышала слова Ника. Она ожидала, что после его истории станет жалеть его ещё больше, но теперь ей казалось, что Ник был последний человек на свете, кто нуждался в жалости. Он просто жил и делал, то, что должен, что считал нужным, он справился со своей болью и эта странная открытость, так ему не свойственная, не была с целью зацепить тонкие струны души девушки, нет, он пытался научить её чему-то, что знал сам, пытался объяснить ход своих мыслей, в своей особенной манере.

– Ну вот, началось, не стоило тебе это говорить – расстроился Ник глядя на оцепеневшую Анри – я уж думал ты сильная.

– Да нет, всё в порядке, просто много мыслей, слишком много – она подъехала ближе к окну и прохладный апрельский воздух вернул ей самообладание – да погода и правда чудная. Я люблю апрель, он такой заботливый в этих краях – Анри уставилась на спешащие даже ночью машины. Мир жил своей прежней жизнью, чтобы не случилось, люди будут продолжать работать, болтать ни о чём, смотреть глупые телевизионные шоу и ругать политиков. Всё будет так же, как