Пожиратели огня - Луи Жаколио

Как ни странно, Джонатан Спайерс тоже ощущал какую-то неясную тревогу. «Что, если я не застану „Лебедя“ на месте», — спрашивал он себя, и холодный пот выступал у него на лбу. Но разве подобная мысль не была безумием? Кто мог узнать секрет управления этим судном? Разве он не был уверен в своих людях, как в самом себе? Пусть так! Но все же он был неосторожен, оставив верхний люк «Лебедя» открытым, благодаря чему можно было отодвинуть медную планку, скрывавшую хрустальные кнопки, что при иных условиях было невозможно. И капитан дал себе слово никогда больше этого не делать.

Еще несколько минут, и он уже на месте; вот и большая поляна, представлявшая продолжение леса, который начинается у того самого места, где спрятан «Лебедь». И вот он уже на отмели; он подает условный знак, но ответа нет.

Дрожащей рукой капитан раздвинул прибрежные кусты, мешающие ему видеть эту часть озера, и жадно впился глазами в его хрустальную поверхность, но «Лебедь» исчез. Нигде, куда не кинешь взгляд, на всем громадном водяном пространстве не было ни малейшего признака исчезнувшего судна. Между тем на озере, залитом луной, светло, как днем!

Горло у капитана пересохло; он пытался крикнуть, но что-то сдавило ему горло, и, не успей он во время ухватиться за ствол корявой ивы, он упал бы в воду.

— Уж не с ума ли я схожу! — пролепетал он вне себя от страха. — Нет, я, вероятно, ошибся: это невозможно… «Лебедь» стоит на якоре несколько выше!

Капитан сделал еще несколько шагов вперед и опять посмотрел. Нет, он не ошибся: это то самое место, где он поутру оставил свой корабль!

Сначала его отчаяние было столь велико, что машинально блуждавшие по револьверу пальцы его руки внушили ему мысль покончить с собой. Но в тот же момент в нем вспыхнула такая жажда мщения, что он вновь захотел жить, хотя бы только ради этого. Теперь его мучило уже не столько само исчезновение «Лебедя», сколько та тайна, которая окружала все происшедшее. У него мелькнула было мысль, уж не завладел ли Иванович одним из его рукописных трудов, относящихся к управлению «Ремэмбер», и не воспользовался ли он почерпнутыми из него сведениями, чтобы, маневрируя «Ремэмбером», захватить «Лебедя», но ему тотчас же это предположение показалось невероятным. Разве его верный Дэвис и весь преданный ему экипаж допустили бы что-либо подобное?! Кого же в таком случае обвинять?! Весь персонал Франс-Стэшена был все время там налицо; подозревать туземцев ему не приходило в голову, до того это казалось немыслимым.

И, не зная виновника, капитан поклялся отомстить ему еще более жестоко, чем мстили сегодня утром своим пленникам нагарнукские женщины за своих сыновей. Если ему не удастся найти «Лебедя», то ведь все его десять лет каторжного труда пропали тогда даром! А что станется с его несчастными друзьями там, в «Ремэмбере», на дне озера? Как может он добраться до них, на глубину свыше трехсот футов?! Для этого необходимо вернуться в Сан-Франциско и приказать построить специальный аппарат, так как обычного подводного колокола в данном случае было бы недостаточно. Но на это потребовался бы год, а как знать, что за это время могло произойти на «Ремэмбере»! Нарушение дисциплины могло привести к ужасным последствиям… Может ли Дэвис удержать механиков от какой-нибудь безумной попытки с целью вырваться из этой подводной тюрьмы?! Малейший пустяк мог приостановить нормальное и беспрепятственное выделение электричества из аккумуляторов, и тогда машина, продолжающая вырабатывать электричество, настолько насытит им все аппараты, что «Ремэмбер» разорвет, как паровой котел без предохранительных клапанов.

Все эти мысли с быстротой молнии пронеслись в голове капитана, и он решил дождаться дня, чтобы предпринять расследование, так как не могли же бесследно исчезнуть судно и три человека. Оставалось еще предположение, что «Лебедь» унесло одним из подводных течений, и так как экипаж не мог ничем воспротивиться этому, то оно и пошло ко дну вместе с ним. Эта страшная мысль почти утешила его!

Теперь он удалился на несколько шагов от берега, чтобы при свете ослепительно яркой луны посмотреть, нет ли каких следов, оставшихся от пропавшего судна, как вдруг ему показалось, что вдали, шагах в пятидесяти от него, мелькнула какая-то тень! Такое же ощущение было у него и тогда, когда он выходил из дома во Франс-Стэшене, и это заставило его призадуматься.

На этот раз он решил выяснить, ошибается он или нет. С этой целью он вышел на дорогу и, постояв с минуту как бы в нерешительности, бросился вдруг в сторону, обратную той, с которой пришел, а спустя несколько минут, воспользовавшись поворотом дороги, одним прыжком очутился в кустах, где и притаился, держа наготове револьвер. Вскоре двое австралийцев, очевидно, преследовавших его, показались на дороге. Они миновали его, но, пробежав шагов тридцать или сорок, остановились, почуяв своим инстинктом дикарей, что сбились со следа. Красный Капитан видел, как они, посовещавшись о чем-то, расстались и принялись исследовать кусты по обе стороны дороги.

Спайерс все это видел; не будучи труслив, он все еще хотел удостовериться в намерениях туземцев и ничего не предпринимал против них. Но, не желая, чтобы они напали на него в кустах, сам решительно выскочил на дорогу и встал в полосе лунного света лицом прямо к ним.

При виде его оба австралийца вскрикнули от удивления и, точно сговорившись, отскочили назад и пустили свои бумеранги с уверенностью людей, никогда не промахивавшихся. Но капитан предвидел их движение и как раз вовремя бросился на землю пластом, так как бумеранги обоих дикарей просвистели над его головой. Опоздай он на две секунды, и страшное оружие раскроило бы ему череп.

Австралийцы же были так уверены в меткости своего удара, что внезапное падение на землю капитана объяснили это делом своих рук и с криком торжества устремились к нему, чтобы снять скальп. Но радость их была непродолжительна; капитан дал им приблизиться на половину расстояния и, прежде чем нагарнуки успели прийти в себя от изумления, вскочил и, наведя на них револьвер, спустил курок. Виллиго упал, как сноп, без стона, без крика. Коанук кинулся к нему, вероятно, желая поднять его на плечи и скрыться вместе с ним в буше, но едва он склонился к вождю, как раздался еще выстрел, и молодой воин пал мертвым подле своего друга.

— Ага, друзья мои, чтобы справиться с Красным Капитаном, нужно побольше двух человек! — воскликнул Джонатан Спайерс. — Теперь-то я знаю хоть первое слово загадки!

Снова зарядив свой револьвер, он подошел к австралийцам, держа наготове оружие, но оба нагарнука лежали на траве, окрашенной их кровью, со сжатыми кулаками; оба они были ранены в грудь. Джонатан склонился к Коануку и осторожно приподнял его руку, которая тотчас же безжизненно упала вдоль тела юноши.

— Да… этот готов! — прошептал капитан и стал вглядываться в его лицо. Но оно не было ему знакомо. Тогда он наклонился над другим нагарнуком, и при первом же взгляде у него вырвался невольный крик: это был Виллиго, друг молодого графа.

— А… так значит, граф подослал их убить меня, меня, который готов был посвятить ему всю свою жизнь! Так стань же вновь Красным Капитаном, живи лишь ненавистью и мщением! — мысленно вскрикнул он. — Гостеприимство, честь и дружба — все это глупые слова, которыми люди играют, чтобы обмануть себе подобных!