Секретный агент S-25, или Обреченная любовь - Валентин Лавров

— Они что, слепые? Разве не видно, что я помогаю несчастным… скорей пойти на дно? — И снова громко расхохотался, выплюнул за борт сигарный окурок и сделал еще глоток-другой виски.

Соколов подумал: «Строит из себя героя, а сам, чтобы затуманить мозги и заглушить совесть, хлещет алкоголь. Редкий негодяй!» Однако свою ненависть гений сыска никак не проявил. Решение он уже принял и теперь лишь размышлял: «Как приступить к возмездию?» И вот с добродушной улыбкой обратился к командиру:

— Я докажу вам, Отто фон Шпелинг, что больше всего я ценю воинскую честь. Любовь к отчизне для русского звук вовсе не пустой. Эй, юноша, — он брезгливо, как прокаженного, лишь пальцем тронул пулеметчика, продолжавшего осыпать раскаленным свинцом тонущих, — мне тоже пострелять хочется.

Фон Шпелинг одобрил:

— Давно бы так! Война — несчастье для трусливых рабов, но счастье для истинных героев. Будьте, граф, героем…

Соколов напряг память: эту фразу он уже где-то слышал. И вдруг вспомнил: когда он был в Баварском полку, эти слова произнес капрал Адольф Гитлер.

Между тем стрелок, разгоряченный видом чужой крови, продолжал азартно поливать из пулемета.

Тра-та-та! Та-та!

Трупы цветными пятнами усыпали водную поверхность. Одни тонули, но почему-то шли ко дну очень медленно, оставляя за собой в прозрачной ледяной воде узкие кровавые полоски, тянувшиеся вверх. Другие, вцепившись в пробковые круги или одетые в спасательные жилеты, продолжали качаться на волнах, словно желая продлить свое пребывание под голубым небом.

Фон Шпелинг хлопнул ладонью стрелка по спине:

— Остынь, охотник за человечиной! Дай графу потешиться.

Стрелок неохотно отвалился от пулемета, проворчал, изображая из себя бывалого злодея:

— Уже всех перебил, пусть рыбу кормят!

Соколов принял пулемет. Он держал эту тяжеленную махину с непринужденной легкостью, словно это было охотничье ружье. Гений сыска уставил прожигающий взгляд на фон Шпелинга. Неспешно навел на него пулемет. Неожиданно улыбнулся:

— Гроза морей и океанов, согласитесь: герой должен умирать по-геройски. Не так ли?

Командир, хитрющая крыса, нутром почувствовал неладное, залился смертельной бледностью. Соколов медленно, словно желая продлить этот ужас, приставил пулемет к его груди. Окружающие, пораженные страхом, словно окаменели.

Фон Шпелинг ухватился за дуло, тщетно пытаясь сдвинуть смертоносное жерло в сторону, сдавленным голосом прохрипел:

— Зачем? Ты что делаешь?..

Соколов нажал на гашетку. Пулемет бешено затрясся, выплевывая раскаленный свинец. Фон Шпелинг грохнулся головой о рубочный люк, заливая его кровью.

Немцы бросились к спасительному люку, но где там! Русский богатырь скосил всех, кто был наверху: вахтенного сигнальщика, пулеметчика, трюмного машиниста, который решил, на свою беду, выкурить наверху трубку.

Началось самое трудное, то, ради чего были принесены жертвы: попытка в одиночку уничтожить кровавую субмарину. Такого история военного флота еще не знала.

Соколов лихорадочно размышлял: «Что делать дальше? В любой момент на мостик могут подняться». И он принял решение. Не мешкая, вышвырнул за борт трупы и пулемет. О последнем, впрочем, тут же запоздало пожалел.

Сказал в переговорную трубу:

— Боевой отсек, примите гостя! Отпразднуем победу.

Услыхал веселый голос Георга:

— Граф, мы всегда вам рады!

Соколов по трапу спустился в центральный пост. Дизели гремели так, что выстрелов здесь не было слышно. Повсюду шло ликование, и о бунте на «Стальной акуле» никто понятия не имел.

Соколов, сильно согнувшись, пролез в торпедный отсек. Торпедисты, повернувшись спиной к гостю, стояли у аппаратов. Георг что-то горячо объяснял им. Он махнул рукой Соколову:

— Подождите, граф, минуту! Сейчас перезарядим аппараты и поговорим по душам…

Соколов, удивляясь собственному спокойствию и как бы наблюдая за собой со стороны, подошел к левому стеллажу. Отыскал торпеду, на которой прежде сделал небольшую отметину мелом. Вынул из защелки накидной ключ, снял заглушку. Его рука нащупала динамитную бомбу. Осталось главное — взвести взрыватель.

Гений сыска верил в правило: если не хочешь привлечь к себе внимание, то делай дело спокойно, не таясь. Соколов достал из кармана часовой ключ и вставил его во взрыватель. Теперь он медленно, с каким-то душевным восторгом закручивал пружину часового механизма. В трех-четырех шагах от Соколова торпедисты с немецкой тщательностью продолжали перезаряжать аппараты.

У Соколова что-то не заладилось, ключ срывался с заводного устройства. Стиснув зубы, он на ощупь вновь стал искать гнездо, которое, словно назло, ускользало. Немцы в любое мгновение могли обратить на него внимание.

Соколов мысленно повторил давно принятое решение: «Если немцы сейчас разоблачат меня, произведу мгновенный взрыв. Погибну? Зато во имя великой России и государя императора! Не пускать же на ветер весь затраченный труд».

И тут же ключ вставился в гнездо. Соколов закрутил его до конца. Стрелку на циферблате с десяти минут перевел на цифру пять. Заглушку ставить не стал.

Оперся на верхнюю торпеду, прикрыл веки: «Неужели я завершил свой труд? Спасибо, Господи…» В висках, вдруг засеребрившихся обильной сединой, стучало: «Осталось чуть больше четырех минут, четырех минут, четырех минут…»

Соколов взял Георга за локоть, настойчиво потянул за собой:

— Идем наверх, срочно!

— Что случилось? — удивился Георг. — Я нужен здесь. Надо срочно перезарядить нижние аппараты, дело это хлопотное.

— Я тебе говорю — немедленно наверх!

— Хорошо, — вздохнул Георг, — через полчаса я поднимусь.

Соколов закусил губу, мысли лихорадочно неслись в голове: «До взрыва осталось чуть больше трех минут. Весь торпедный отсек разнесет вдребезги. Кстати, не следует задраивать люк второго отсека, тогда там начнется пожар. Может, оставить Георга здесь? Нет, он хотя и враг моего государства, но мы с ним друзья, и я его спасу!» Гений сыска с силой сжал локоть приятеля, полоснул его разъяренным взглядом и повелительно сказал:

— Вперед, не задерживайся! Ну, бегом!

— Что случилось? — недоумевал Георг, увлекаемый Соколовым. — Я обязан быть тут… Граф, вы забыли задраить кремальеру люка!

— Я ничего не забыл!

В тот момент, когда они взлетели на мостик, раздались два чудовищных взрыва — один за другим. Лодка прыгнула вверх-вниз. Соколов и Георг рухнули на металлический пол, и лишь ограждение спасло их от падения за борт.

Из носовой части рвануло пламя. В брешь с жутким шипением хлынула забортная вода, со свистом изошло облако пара. Во втором отсеке бушевал пожар. Субмарина приподняла корму, зато носовая часть скрылась с поверхности. Обнажились кормовые рули и винты. Боевая рубка и мостик оказались почти вровень с морской поверхностью, и набегающие волны перехлестывали через них.