Ворошилов - Николай Тимофеевич Великанов

Государственного Комитета Обороны № 586 за подписью Сталина: «Заместитель председателя Государственного Комитета Обороны т. Молотов В. М., член Государственного Комитета Обороны т. Маленков Г. М., народный комиссар Военно-Морского Флота т. Кузнецов Н. Г., заместитель председателя Совнаркома СССР т. Косыгин А. Н., командующий ВВС Красной армии т. Жигарёв П. Ф. и начальник артиллерии Красной армии т. Воронов Н. Н. уполномочиваются Государственным Комитетом Обороны для рассмотрения и решения, совместно с Военным советом Главного командования Северо-Западного направления и с Военным советом Ленинградского фронта, всех вопросов обороны Ленинграда и эвакуации предприятий и населения Ленинграда»[304].

Прибыв в Ленинград, Молотов и Маленков доложили шифром в ГКО, что комиссия на совещании с Ворошиловым, Ждановым и членами Военного совета Ленинградского фронта, секретарями обкома и горкома подвергла резкой критике ошибки, допущенные Ворошиловым и Ждановым. В первый день члены комиссии занимались «приведением в ясность дел в отношении имеющихся здесь артиллерии и авиации, возможной помощи со стороны моряков, особенно по морской артиллерии, вопросам эвакуации, а также вопросами продовольственного снабжения Ленинграда». Теперь изучают, как возводится особого типа оборонительный рубеж на основе танков и броневиков к востоку от Красногвардейска...

Комиссия пробудет в осаждённом городе некоторое время, примет ряд важных решений, большинство из которых, к сожалению, из-за быстро менявшейся к худшему обстановки не реализуются.

Обстановка менялась не со дня на день — с часу на час. Сталину докладывали: «Противник захватил Кириши...», «Немцы вплотную приблизились к Колпино...», «Фашистские части вышли к Неве в районе посёлка Ивановского...»

Командующий Ленфронтом Попов забрасывал Ставку депешами о трудности сдержать удары врага. В ответ он получил телеграмму от Верховного:

«Ваши сегодняшние представления напоминают шантаж. Вас запугивают командующие армиями, а Вы, в свою очередь, решили, видимо, запугивать Ставку всякими ужасами насчёт прорывов, обострения положения и прочее. Конечно, если Вы ничего не будете делать для того, чтобы требовать от своих подчинённых, а будете только статистом, передающим жалобы армий, Вам придётся тогда через несколько дней сдавать Ленинград, но Ставка существует не для того, чтобы потакать шантажистским требованиям и предложениям.

Ставка разрешает Вам отвести части с линии Выборга, но Ставка вместе с тем приказывает Вам, чтобы части ни в коем случае не покидали подготовленного рубежа по линии Маннергейма. Ставка запрещает Вам оголять Лужскую губу и отдавать её противнику. Если даже придётся 8-й армии чуточку отступить, то она всё же во что бы то ни стало должна прикрыть Лужскую губу вместе с полуостровом.

Ставка требует, чтобы Вы наконец перестали быть статистом и специалистом по отступлению и вошли в подобающую Вам роль командующего, вдохновляющего армии и подымающего дух войск.

Сталин, Шапошников»[305].

В телеграмме рядом с подписью Сталина стояла подпись маршала Шапошникова. Маршал, как мы знаем, летом 1940-го был освобождён от должности начальника Генерального штаба РККА; теперь он вновь занял её вместо Жукова, который получил назначение на другой ответственный участок службы.

29 августа генсек послал в Ленинград телеграмму на имя Молотова, где раздражённо писал:

«Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди — ничего не пойму. В Ленинграде имеется теперь много танков КВ, много авиации... Почему эти важные технические средства не действуют на участке Любань — Тосно? Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без этих технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов и в чём выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования. Я думаю, что 29-го ты должен выехать в Москву. Прошу не задерживаться»[306].

29 августа 1941 года произошли кардинальные изменения в структуре военного руководства в Ленинградском регионе. Государственный Комитет Обороны принял постановление № 599сс «О Северо-Западном фронте». В соответствии с ним Северо-Западный фронт переходил в непосредственное подчинение Верховному главному командованию; Главное командование Северо-Западного направления объединялось с командованием Ленинградского фронта. Главнокомандующим фронтом был назначен К. Е. Ворошилов, членами Военного совета — А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, И. С. Исаков[307] и Н. Н. Клементьев[308], начальником штаба — М. М. Попов.

На следующий день, 30 августа, ГКО «в связи с объединением командования войск Северо-Западного направления и Ленинградского фронта» упразднил Военный совет обороны Ленинграда «с передачей его функций Военному совету Ленинградского фронта».

Ленинградский фронт

3 сентября 1941 года Василий Фомич Коньков ехал через весь Ленинград на Дворцовую площадь, где располагался бывший штаб главнокомандующего Северо-Западным направлением Маршала Советского Союза Ворошилова, а ныне Ленинградского фронта. Он не узнавал города, который некогда поражал его прекрасными площадями и дворцами. На перекрёстках дыбились надолбы, окна первых этажей зияли амбразурами для стрельбы из пулемётов и пушек, в небе неподвижно зависли аэростаты...

Так начинается глава «Легендарный Невский пятачок» книги воспоминаний генерал-майора В. Ф. Конькова «Время далёкое и близкое», командовавшего в Великую Отечественную войну под Ленинградом 115-й стрелковой дивизией, затем Невской оперативной группой и в последующем ставшего заместителем командующего 1-й гвардейской танковой армией[309].

Он ехал на доклад к маршалу. Думал: о чём докладывать Ворошилову? 115-я стрелковая дивизия вела тяжёлые бои под Выборгом, и вот теперь, к концу августа, бесславно отошла к Ленинграду. Хотя дрались с фашистами не хуже других, врагу от бойцов его дивизии досталось крепко. Но потери людей очень большие, за них предстояло держать строгий ответ.

В памяти Конькова всплыла встреча с Климентом Ефремовичем перед войной под Серпуховом. Тогда маршал произвёл впечатление деятельного, очень энергичного человека, военачальника с живым умом и твёрдым характером. Как он выглядит сейчас, когда обстановка вокруг Ленинграда такая тяжёлая — город в смертельной опасности?

Главнокомандующий принял комдива без проволочки, сразу же. Он показался Василию Фомичу тревожно-озабоченным, с печатью болезненной усталости на лице. Ворошилов вяло пожал Конькову руку, произнёс:

— Прибыли — хорошо. Доложите о состоянии дивизии.

Выслушав доклад, сделал некоторые замечания и отметил, что 115-я