Время скидок в Аду - Тэд Уильямс

Караэль был одним из самых пугающих и суровых членов Эфората, по крайней мере для меня; он наверняка до сих пор хранил свою форму, запачканную кровью падших ангелов после той Великой Битвы. Но он и меньше всего походил на тех, кто организовал дневной ангельский стационар под названием Третий путь, основанный на социалистических идеалах. С остальными четырьмя я почти не был знаком — кроме Энаиты, с которой у меня состоялась краткая и слегка странная беседа в Зале Суда перед тем, как появился Караэль. Жаль, что нам не удалось поговорить дольше. И хотя я так и не знал, почему лидером Эфората стала Терентия, а не более известный всем Караэль, у меня не было никакой информации о ней, ни плохой, ни хорошей, чтобы отметить ее в списке подозреваемых. Чэмюэля и Разиэля я знал еще меньше, хотя Разиэль меня интересовал, потому что он/она/оно (такие ангелы часто называли себя «se»)[85]был бесполым существом, так же как и Кифа, если верить рассказам Сэма.

Конечно, это все ничего не значило, потому что каждый из них мог создать себе неузнаваемое обличье, так что я уверен — если предателем был Разиэль, то se мог сделать сам-саму себя такой же женственной, как фея Динь-Динь, или таким же мужеподобным, как… ну, как Караэль.

И теперь меня волновала еще одна загадка: что ангел Уолтер Сандерс делал в Аду? Я не мог поверить, что это просто совпадение: его зарезал тот же парень, который пытался схватить меня, и вот Уолтер тоже оказался в Аду. «Улыбающийся убийца» утверждал, что подчиняется Кифе. Значит, это Кифа приказал ему убрать Уолтера первым? В ту ночь Уолтер хотел встретиться со мной в «Циркуле» и поговорить — есть ли здесь какая-то связь с тем, что случилось? А затем его «смерть» и изгнание в нижние уровни стерли все из его памяти…

Мысль, пришедшая ко мне, была такой внезапной и такой мощной, что я едва заметил, как под моими ногами поднимается туман — я был уже близко к мосту. Мне бы прыгать от радости, но эта мысль расцвела в моей голове, как прыщ на носу в день выпускного, и я не мог не обратить на нее внимание даже в этот торжественный момент.

Уолтер, в обличье Сумасшедшего Кота, вспомнил кое-что, как раз когда я прощался с ним, Рипрашем и остальными. «Я помню про голос, который спрашивал о тебе!» — крикнул он, когда я забирался в шлюпку. Я понятия не имел, о каком голосе он говорил, но что, если он вспомнил что-то из своей жизни ангела? Что, если как раз из-за этого его и отправили в Ад?

Я так запутался во всех этих вопросах, что чуть не ударился о низкий потолок, который не сулил ничего хорошего моей раненой голове. Я устало ковылял вперед, но не мог выбросить эти мысли из головы.

Что сказал мне Уолтер? Почему я так невнимательно слушал его? Да, тогда меня заботили совсем другие вещи вроде зубастых медуз и кальмаросвинов, но теперь я невероятно злился на самого себя. Возможно, это был ответ на все вопросы или, как минимум, на вопрос, кто послал на мной «улыбающегося убийцу», но я позволил погоне адских церберов и операции на собственных мозгах стереть его из моей памяти.

Я вышел из последнего каменного прохода всего в сотне метров или около того от ворот и этого мерзкого знаменитого моста. Спеша к нему, я силился вспомнить все с того самого момента, как я покинул «Стерву»— гнилые запахи Залива Тофет; Рипраш, передающий пушечное ядро в своих огромных лапах для моего спуска на дно; заинтересованное, но скептическое выражение лица Гоба и Уолтер в теле проклятого, похожий на существо, которое можно встретить лишь в лесах Мадагаскара.

Что же он сказал?

И тут я вспомнил. «Это был детский голос!»— крикнул он, когда я забирался в шлюпку, он отчаянно хотел сообщить мне, помочь мне, несмотря на то что я бросал его посреди Ада. «Нежный детский голос!»

Позади раздался звук охотничьего рожка, на удивление близкий, будто ворон, каркающий у меня на плече. Я повернулся и увидел, как из тумана вырывается первый цербер, а сразу за ним несутся двое его темных безглазых собратьев, за которыми виднеется огромная тень целой группы вооруженных демонов.

Я побежал к мосту, проклиная дерьмовую, как обычно, удачу Бобби Доллара. Меня жутко раздражала возможность быть пойманным в тот момент, когда я как раз разгадал тайну изгнания Уолтера.

У Энаитыбыл такой голос. Энаита, единственная среди самых могущественных ангелов Рая, которую я знал, часто говорила голосом маленькой девочки. Но почему она не изменила свой голос? Видимо, она не предполагала, что именно он станет важной деталью. Может, она просто задала Уолтеру пару вопросов обо мне, исполняя свои обычные обязанности важного должностного лица в Раю? Может, это он и хотел мне рассказать в тот вечер, когда до него добрался «улыбающийся убийца». Если это так, то земное тело Уолтера погибло, а его душа была отправлена в Ад лишь затем, чтобы я не узнал о его разговоре с Энаитой.

Обалдеть! Я, конечно, знал, что высшие ангелы отличаются от меня, но Энаита, она же «Кифа» — эфор, одна из Начал и Священная Хранительница Плодородия — была просто Охренеть какой беспощадной.

Правда, это не имело значения, потому что я ничего не мог поделать. Нилок и его Клуб мерзких парней наступали мне на пятки, а я еще не добрался до моста. Кажется, моим друзьям все-таки не достанутся те сувенирные футболки.

Пока я преодолевал последние метры до моста, в моей голове крутилась печально известная песня Роберта Джонсона, очень подходящая случаю.

…Got to keep movin'

Blues fallin' down like hail

Blues fallin' down like hail…

And the days keep on worryin' me

There's a hellhound on my trail

Hellhound on my trail…[86]

Одна из его лучших песен. Я не знаю ни одного любителя блюза, который не был бы очарован творчеством Джонсона, его загадочно короткой жизнью и его таинственным голосом. И на тот момент для меня слова его песни оказались реальностью — позади слышался лай адских церберов и топот адских солдат и безумного Комиссара Нилока — и странно, что в такой момент в чьей-то голове вообще может звучать какая-либопесня, вместо стандартных воплей вроде «О Господи, я же умру, бежим, бежим, черт возьми, бежим!»

И все же даже ангела может мучить чувство собственной неполноценности; пока я бежал по пепельно-каменной земле последней на моем пути пещеры, пытаясь скорее добраться до Моста Нерона и спасти свою жизнь, а заодно и душу, какая-то часть меня была вполне довольна тем, что я теперь могу наслаждаться лирикой Джонсона, не считая себя эдаким белым позером. Наконец я смогу сказать, не скрывая: «Да, я знаю, что ты имеешь в виду, Роберт — и я тоже чувствовал такую тоску. Я знаю в точности, что ты имеешь в виду».