Триэн - Василий Головачев

– Да это я так, нервничаю, хотел звонить тебе. Тут, понимаешь, какое дело…

– Переезд.

– Ага, Соломин звонил, мы снова под его крылом.

– Мне он тоже звонил.

– На тебя наехали? Что ж не позвонил?

– Костя, давай встретимся и побеседуем, хочу многое тебе рассказать.

– И я хочу того же. Где? Там же, в Серебряном бору?

– Сегодня Федотов день по славянскому именослову, рождённые на Федота приходили к дубу и подолгу сидели под ним, он давал им жизненную силу. Хочу найти в Москве дубы.

– Ты разве тридцать первого родился?

– Так получилось.

– Незадача, я не знал, поздравляю. Я даже подарка не приготовил.

– Бог с ним, с подарком, это не главное в жизни.

– О, я знаю, что тебе подарить! – Ватшин вспомнил, что у него в наследство от деда остался золотой червонец царской чеканки. – Поехали в Лосиный Остров, там есть дубы, я точно знаю.

– А я там не был ни разу.

– Скажешь сопровождающим, они привезут. Адрес – пересечение Первого Белокаменного проезда с Яузской аллеей.

– Замётано. Когда?

– Часа через полтора, с учётом дороги.

– Договорились.

Ватшин заметался по комнатам, вспоминая, где у него хранятся раритетные безделушки, нашёл червонец на дне коробки с монетами, собранными ещё отцом, бережно протёр монету. Подумал: Сан Саныч оценит, он наверняка знает цену таким вещам. Потом оделся в летнее, спрятал коробочку с монетой в карман и позвонил телохранителям, что собирается выйти из дома.

Вскоре джип «Рэндж Ровер» мчал его по Третьему кольцу в направлении Северо-Восточного округа столицы.

Встретились в двенадцать часов дня на аллее, пересекавшей Белокаменный проезд, обнялись, и Константин протянул Уварову синюю бархатную коробочку.

– С днём рождения, Близнец!

– Что это? – Уваров, одетый почти так же – во всё белое, холщовое, открыл коробочку. – О! Золотой! Глазам не верю! Редкость неимоверная! Какой год?

– Тысяча девятьсот шестой.

– Ух ты, с ума сойти! Вот подарок так подарок! Я даже не мечтал о таком! Мне полтинник, а ему уже сто одиннадцать лет! Я не нумизмат, но скопил приличную коллекцию монет разных эпох и стран. Червонец будет их князем.

Ватшин улыбнулся, обрадованный реакцией математика.

– Куда пойдём?

Уваров погладил червонец ещё раз, спрятал в карман.

– Ты обещал найти дуб.

– Идём, тут недалеко.

Зашагали вдоль Белокаменного проезда с домами советской постройки, прошли Яузскую аллею, углубились в лес по Абрамцевской просеке.

Лес был лиственным, преимущественно липово-берёзовым, но встречались и кленовые рощицы, и редкие сосны, и дубы.

Сошли с просеки, остановились под одним, с толстым узловатым стволом, загородившим кроной полнеба. Телохранители обоих хроников отстали, давая им возможность почувствовать себя свободными, хотя бдительно вглядывались в лесные заросли и редкие беседки, пустые в этот почти полуденный час.

– Гигант! – сказал Уваров нежно, подходя к дереву и прижимаясь к его стволу всем телом. – Какая энергетика, а? Стань рядом, подыши.

Ватшин послушно приник к стволу.

Голову объяла чистая как слеза тишина.

Мышцы тела на мгновение стали каждая сама по себе, как бы ожили, освободив тело от массы и материальности.

Захотелось летать!

– Здорово… – прошептал Ватшин.

Уваров долго не отвечал, слившись с могучим деревом в единое целое, а через него – со всеми лесами России и мира в целом.

Пошевелился.

– Пойдём, посидим где-нибудь.

Отошли от дуба, притихшие, сели на старую деревянную лавочку, невесть откуда взявшуюся перед краем болотца. На доске спинки виднелась вырезанная ножом надпись: «Здесь были В и А».

– Практически это о нас, – кивнул на надпись Ватшин. – Я – В, а ты – А. Рассказывай. Как тебя брали?

– Да что рассказывать? – неохотно проговорил Уваров. – Пришли трое, ни слова не говоря начали вязать, рот заклеили… а тут Солома объявился. Взяли их. Эта троица была инолами.

Уваров помолчал, потом добавил:

– Понервничать пришлось, конечно, надоело до чёртиков! А вчера наши взяли главного инола.

– Кого?

– Тебе не говорили?

Ватшин пережил мгновенное чувство обиды, но сумел от него избавиться, рассмеялся.

– Мне ничего нельзя говорить, я писатель, что услышу – переношу в книгу.

– Юлий Тарасович.

– Да ты что?! – поразился Константин.

– Ага, я сам обалдел, когда Дэн озвучил свои выводы.

– Тебе Дэн звонил?

– К Гордееву вызывали, а там Дэн… и главный их разведчик. Мне предложили стать аналитиком системы, работать с Дэном.

– А мне ничего.

– Ещё предложат, во-первых, ты моложе, а во-вторых, как хроник – сильней меня. Где был в последнее время?

– По северу ходил, по российскому, порталы искал.

– Нашёл?

– Аж целых четыре, один в Москве, два в Подмосковье, четвёртый в Королёве, но последние три потом взорвали. Потом меня укусила муха неподчинения, и я махнул к началу рождения Вселенной. Вот это был поход намного интересней.

– Что обнаружил?

– Наша наблюдаемая Вселенная – лишь часть гораздо большей структуры, хотя и сама раздулась в результате инфляции в триллионы триллионов раз с момента Бигбума.

– Ну, это я знаю. В момент завершения инфляции в разных областях континуума доминировали разные частицы и силы, а то и разные законы физики. Так что наблюдаемый нами космос – лишь трёхмерный срез более многомерного Мультиверса, заполненного множеством разных доменных мирозданий.

– Вот бы посмотреть, кто там живёт, какие формы там приняла жизнь.

– Вряд ли это осуществимо, – покачал головой Уваров. – Мы помним только то, чему были свидетелями предки единой родовой линии. Хотя, – он оценивающе посмотрел на раскрасневшегося Константина, – может, тебе удастся это сделать?

– Ты же только что сам сказал – мы помним только…

– Я имею в виду твою экстрасоматику. Поход в будущее – это не листание наследственной памяти, это нечто другое – прорыв в иную область человеческих умений. Недаром же инолы хотели заполучить нас в качестве подопытных… – Уваров осёкся.

– Ты о чём? – не дождался продолжения Ватшин.

– Язык мой – враг мой, – с сожалением и смущением сказал математик. – Не хотел ведь тебя пугать. Инолы задумали не только получить от нас информацию о прошлом, но и использовать нас в качестве подопытных кроликов, чтобы внедрить наши ДНК в свои генетические структуры.