Записки князя Дмитрия Александровича Оболенского. 1855 – 1879 - Дмитрий Оболенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19-го мая. Сегодня утром, в то время как я собирался выехать из дому, получил я от экзекутора министерства записку, уведомляющую меня, что сегодня ночью, в 2 часа, Александр Алексеевич Зеленый сильно заболел, и что, по всем признакам, его ударил паралич. Это известие меня сильно поразило, ибо еще накануне я с Зеленым занимался, и он не жаловался на здоровье.
Сейчас же я поехал на квартиру министра и застал его лежащим в постели в полном сознании, но с явными признаками паралича. Язык совершенно свободен, и он весьма ясно и отчетливо рассказал мне, что накануне вечером, перед тем, чтобы ложиться спать, он почувствовал головную боль и онемение руки, стал ходить по комнате и потом лег спать, но, чувствуя себя дурно, встал, пошел в другую комнату, взял склянку с одеколоном, вылил ее себе на голову и опять лег, но потом опять почувствовал, что ему дурно, решился позвонить человека, и когда он вошел, то застал его уже без языка. Прибывший немедленно доктор стал прикладывать к голове его холодные компрессы, и владение языком мало-помалу возвратилось, но глотать он ничего не может. Я сейчас увидал, что положение Зеленого весьма опасное, и что во всяком случае — он человек, для службы и дела конченый. Он должен был сегодня рано утром ехать с докладом к государю в Петергоф, туда послана была депеша с извещением о болезни. Я дал сейчас знать военному министру Милютину, как человеку, дружески расположенному к Зеленому, о случившемся несчастии, и я, по совету его, отправился на станцию Петергофской жд, чтобы застать государя при его возвращении из Петергофа и его переезде в Царское Село. Несмотря на проливной дождь, мне действительно удалось подойти к вагону государя, который с одного пути переходил на другой, и передать ему некоторые подробности о состоянии Зеленого. При этом я просил государя назначить мне день для доклада тех бумаг, которые Зеленый должен был ему доложить. Государь назначил мне приехать для этого в субботу, 22-го, в Царское Село.
Совершенно неожиданно вступаю я опять в управление министерством. Все предположения мои рушатся. Я надеялся, что Зеленый окончит дела по земельному устройству крестьян, а я пока займусь проектом преобразования министерства[214], и тогда, ежели прежде этого не сломаю себе шею, то буду министром. Теперь все переменяется — останусь ли я управлять министерством, ежели, сохрани Бог, Зеленый умрет, или нет — мне неизвестно, я имею много шансов, но теперь мои противники в такой силе и действия их так бесцеремонны, что уверенности остаться в министерстве я не имею. По чистой совести говоря, я не горю желанием сохранить за собой министерский портфель. Я настолько уже насладился всеми благами этого положения, что отношусь к ним равнодушно. Буду ждать, что Бог даст. Но теперь меня более всего огорчает положение бедного Зеленого. Он еще человек не старый, всего ему 52 года, и его влияние на государя, хотя за последнее время ослабевшее, было самое прекрасное. Государь его искренне любил и уважал как правдивого и честного человека. Зеленый мог говорить с ним и нередко говорил явно в противоречие его вкусам и инстинктам. Но государь считал его человеком недалеким и потому не стеснялся его мнением, хотя всегда его выслушивал. Такого влияния, как Зеленый, я никогда иметь не буду. Русский элемент в правительстве понесет в лице Зеленого невознаградимую потерю.
21-го мая. Положение Зеленого не улучшается, он не может ничего глотать, и ежели этот признак паралича не улучшится, то положение может сделаться весьма опасным. Сегодня государь был у Зеленого, я его там встретил; спросив, готовы ли у меня бумаги для доклада, он приказал мне вместо завтрашнего дня приехать к нему сегодня с докладом в Зимний дворец. Я только заехал домой, чтобы взять бумаги, и засим немедленно отправился во дворец. При докладе государь выражал неподдельное чувство сожаления о Зеленом, приказал мне ежедневно доносить ему о состоянии здоровья и телеграфировать ему также ежедневно за границу, куда он отправляется на воды — в Эмс — во вторник. В заключение государь приказал вступить в управление министерством и вообще относился ко мне так, что я не могу иметь ни малейшего повода предполагать, чтобы он имел в виду какое-либо другое лицо на министерское место.
24-го мая. Здоровье Зеленого плохо поправляется, хотя ему несколько лучше, но глотание все еще затруднено и признаки паралича не ослабевают. Государь завтра едет в Берлин, а оттуда в Эмс. Граф Александр Адлерберг в первый раз его не сопровождает, по болезни, Шувалов, следовательно, будет один, да еще граф Борис Перовский назначен заведовать походной Канцелярией.
Эти беспрерывные поездки государя, императрицы и всей царской фамилии начинают, кажется, сильно надоедать даже берлинским властям. Из Эмса государь и императрица поедут в Вюртемберг, чтобы праздновать серебряную свадьбу королевы Ольги Николаевны. С отъездом государя и всех почти властей все дела здесь, разумеется, останавливаются на весь летний сезон. Сегодня было последнее заседание Государственного совета, на нем читался проект преобразования гимназий. Большинство членов Совета, в числе 29-ти, против проекта исключительного классического образования, но в меньшинстве 19-ти человек находятся такие лица, по которым можно наверное сказать, что государь утвердит мнение меньшинства.
Мне достоверно известно, что клика Шувалова и К° будет сильно работать против моей кандидатуры на сохранение министерского портфеля. Ежели Зеленый умрет или захочет отказаться от звания министра прежде возвращения государя, то я почти уверен, что министром назначен будет кто-нибудь из клики Шувалова. Со своей стороны, я не могу и не хочу ничего делать, чтобы противодействовать своим недоброжелателям, а потому буду спокойно ждать моей участи.
На днях последовало странное, никем не ожидаемое назначение, также весьма ловко и проворно совершенное в кабинете Шувалова. Граф Владимир Бобринский, министр путей сообщений, не чувствуя себя в силах продолжать быть министром, выпросил себе в товарищи двоюродного брата своего флигель-адъютанта графа Алексея Павловича Бобринского. По отзыву всех близко знающих этого господина, он совершенно полоумный человек, но не лишенный энергии, хитрости и коварства. Говорят, что двоюродный братец перещеголял своего cousin[215] эксцентричными выходками и проектами. Все это делается как-то семейно и без всякого соображения с приличиями и общественным мнением. Еще не прошло 4-х месяцев, как Владимир Бобринский выпросил у государя, помимо Государственного совета, утверждение задуманного преобразования всего своего министерства, при котором не полагалось товарища, а все министерство разделялось на 2 главных управления, — теперь будет вдруг назначаться товарищ. Все это представляется какой-то детской игрой.
28-го июня. Вот уже более недели, что я живу один. Жена уехала в деревню с детьми, и город совсем опустел. Мне же отлучиться, даже на короткое время, нет возможности, потому что здоровье Зеленого все еще плохо, да и вряд ли оно значительно поправится. Государь еще за границей, наследник уехал в Гапсаль[216], в делах совершенный застой. О том, что делается в Эмсе, нам совершенно неизвестно. Вчера получил депешу от императрицы из Петерсталя. Она спрашивает о здоровье Зеленого и графини Протасовой. Государь тоже теперь должен быть в Петерстале, а оттуда вся семья отправляется в Фридрихсгафен к королеве Ольге Николаевне. Германский император не приехал на свидание с государем в Эмс под предлогом болезни. Ежели нет прежней политической причины подобного воздержания, то, вероятно, германскому императору скучно каждый год и по нескольку раз в год принимать незваных гостей. Действительно, каждое лето вся царская фамилия гуляет по всей Европе, и каждый день читаем в газетах, что где-нибудь принимают или провожают какого-нибудь великого князя или великую княгиню. Что эти все путешествия стоят денег — это невообразимо. Насчет этого предмета заметна в государе с некоторых пор значительная перемена, вполне объяснимая влиянием окружающих его господ. С небывалым до сих пор цинизмом тратятся казенные деньги, без всякого законного основания, для удовлетворения личных интересов.