Женский приговор - Мария Воронова

Потом все-таки включила телевизор, ленинградскую программу, где как раз шел открытый урок по физике, легла на диван и закрыла глаза. Наташа ни слова не понимала, но бормотание лектора создавало иллюзию человеческого присутствия.

Скорее бы поправиться! Если бы она пошла не в суд, а в больницу, сейчас чувствовала бы себя намного лучше, но тогда процесс повернул бы неизвестно куда и Кирилла приговорили бы, а он невиновен, это ясно даже сотрясенным мозгам. Осталось проследить путь заколки, как она из шкатулочки аккуратнейшей Веры Тимофеевны попала под диван Мостового, и тогда его невиновность будет уже не просто мнение, а научно доказанный факт. Экспертиза скажет, что волос с заколки принадлежит машинистке, и все. Это как реакция Вассермана. Не возразишь и не оспоришь.

Сегодня утром, когда Ирина закрыла заседание из-за неявки свидетелей, к ней в кабинет постучался замполит. Сначала он обратился к Надежде Георгиевне с требованием «телефончика» ее подруги, которая вчера приходила за ней в суд и произвела на него сильное впечатление. Наташа улыбнулась. Она так плохо себя чувствовала накануне, что не помнила никаких подруг, но наблюдать за влюбленным мужчиной всегда забавно.

Когда вопрос с телефончиком оказался улажен, замполит энергично почесал в затылке и заявил, что все это, конечно, сплетни, и никак не поможет Мостовому, и вообще, может, и не было ничего, но тем не менее сегодня ночью он вспомнил, что несколько лет назад в соседнем городке вроде бы зарезали девушку. Женская часть поселка активно обсуждала это событие, ну а замполит человек холостой, поэтому подробности остались ему неизвестны. Вроде бы тоже одним ударом и без всяких причин. Главное, он помнит, что убийцу тогда так и не нашли, но это ни при каких обстоятельствах не может быть Кирилл, потому что они тогда были в походе. Это совершенно точно, потому что замполит узнал новость сразу по возвращении.

Ирина сдержанно поблагодарила, замполит с чувством повторил, что Кирилл ни в чем не виноват, и отбыл, а Наташа вызвала такси. Такая расточительность была не слишком по душе, но вчерашняя поездка на общественном транспорте едва ее не прикончила. Да и тетки одну в метро не отпустят, Надежда Георгиевна увяжется за нею, а Наташа и так злоупотребила их временем. А самое главное – чем яснее становилась невиновность Мостового, тем более неловко она чувствовала себя в компании Ирины и директрисы.

Вдруг она покрывает настоящего маньяка? Гражданский долг человека – поделиться своими подозрениями, но разве можно донести на человека, которого любишь, пусть даже он сказал, что вы не можете быть вместе…

Наташа села на диване и тупо уставилась в экран телевизора, где лектор быстро писал мелом на доске. Формулы были из школьной программы, но Наташа их не узнала.

Почувствовав, как в затылке зарождается тяжелая изнурительная боль, она прошла в ванную, намочила холодной водой полотенце и положила на голову, хотя не была уверена в том, что это полезно.

Поэтому мы и не можем быть вместе, что он маньяк!

Наташа свернулась калачиком и сдвинула полотенце на глаза.

Все правильно. Это, пожалуй, единственная разумная причина. Сказал бы Глущенко, что она не в его вкусе, – все, вопросов нет, но он же признался в любви!

Он не женат, а что еще может помешать двум любящим людям соединиться? Вот что?

Как ни старалась, Наташа не могла придумать веской причины. Глущенко – тайный монах? Или все-таки женат, но оставил супругу и восемь детей в деревне, а сам подался на оброк?

Просто он убивает девушек, вот и все. А в свободные минуты почему бы не поиграть в романтику и любовь? Иногда так приятно порисоваться перед девушкой, повтирать про князя Андрея и высокое небо, сказать что-нибудь возвышенное. Но главное – вовремя остановиться, чтобы девушка не подошла слишком близко и не обнаружила чего не надо.

А может, он и в самом деле ее любит… Просто не в силах совладать с темным побуждением, будто алкоголик. Тот не может не пить, а Альберт Владимирович – не убивать девушек. И тоже утром мучается, как с похмелья, и клянется больше никогда, и мечтает жить нормальной жизнью, и какое-то время держится, но снова просыпается жажда, которую невозможно унять…

Наташа поправила полотенце и, задев шишку на затылке, ойкнула от боли. А вдруг это Глущенко на нее напал? Ну да, а как иначе он очутился у нее дома? Честно говоря, в это проще поверить, чем в то, что она, получив сильный удар по голове и, судя по состоянию верхней одежды, упав в снег, потом как ни в чем не бывало встала, заперла машину, поднялась домой, открыла дверь ключом и набрала номер Альберта Владимировича, и ничего об этом не помнит. Глущенко живет недалеко от академии, значит, до Наташиного дома ему минимум полчаса. Пусть он даже стартанул через минуту после ее звонка, но это вряд ли. Пока оделся, пока узнал адрес у Сашиной жены… А нормальный человек еще минут пятнадцать бы пил чаек и размышлял, ехать ли или ну его на фиг. Минут сорок он точно добирался, что ж, она все это время просидела в отключке на полу, с пикающей телефонной трубкой в руке?

Гораздо логичнее, если он сам дал ей по голове. Услышал, что они собираются признать Мостового невиновным, запаниковал и решил вывести ее из строя.

Напал и снова запаниковал: а вдруг свидетели? Все же у нее не глухой двор, и время еще детское, вдруг нашлись глазастые старушки? Убивать ее ножом по «принятой в клинике методике» Глущенко не мог, потому что это автоматически доказало бы непричастность Мостового и направило милицию на поиски маньяка. Пришлось действовать непривычным способом, а в таких случаях всегда чувствуешь себя неуверенно.

Вот он и рассудил, что, если оставит Наташу умирать на улице, начнется следствие, в ходе которого его могут поймать. Любой сотрудник клиники покажет, что потерпевшая с Глущенко ненавидели друг друга и без конца ссорились, ну а дальше дело техники.

Нет, лучше затащить свою жертву домой и убедиться, что она никуда не станет обращаться. Сунуть ей телефонную трубку в руку и прикинуться благородным рыцарем, поспешающим на зов мертвецки пьяной девы. Главное – что она не сможет заседать в суде.

Слишком много совпадений, и надо рассказать о них судье. Пусть Глущенко проверят: если он ни при чем, то это будет счастье, а если маньяк, то его надо остановить.

Наташа застонала. Господи, о чем она только думает? Это проклятое сотрясение понуждает мозг к тяжелым, тревожным и постыдным мыслям, вот и все. Пусть миллион совпадений, но Глущенко – это Глущенко. Это тот самый лейтенант, который улыбался ей на пороге смерти: «Мне не страшно, и ты не бойся», это гениальный хирург, который крови и смерти видит намного больше, чем нужно самому жестокому маньяку. Это мужчина, который варил ей овсянку, а потом отвез на такси в суд… Ну да, как можно быть такой дурой? Если бы он хотел не пустить ее в суд, то спокойно мог завершить начатое дело. Подсыпал бы снотворного, и все. Да просто дал бы таблетку «от головы», и готово дело.

Почувствовав озноб то ли из-за холодного полотенца на голове, то ли от волнения, Наташа вернулась в кровать и закуталась в одеяло. Вот жизнь у нее пошла – с одной лежанки на другую, как Обломов. Ужас и позор!