Лестница в небо. Диалоги о власти, карьере и мировой элите - Михаил Хазин

В 1882 году Депретис, которому надоели постоянные проблемы с получением поддержки от левых депутатов (за шесть лет его трижды смещал с премьерского поста соратник по партии Бенедетто Кайроли), провозгласил на заседании парламента тактику трансформизма, основной смысл которой сводился к созданию коалиционных правительств, где «левые» и «правые» министры работали бы рука об руку. С этого момента грань между «правыми» и «левыми» окончательно стерлась, а работа премьер- министров свелась к сколачиванию временных союзов по продвижению отдельных законопроектов:

«”В приближение важного голосования Монтечитторио [парламентский дворец в Риме] превращается в настоящий пандемониум. Правительственные агенты носятся по комнатам и коридорам, пытаясь заручиться поддержкой; субсидии, награды, каналы, мосты, дороги — все обещания идут в ход…” — писал в 1886 году Франческо Криспи, видный деятель "левой", сам ставший премьером уже через год» [цит. по: Davis, 2000, р. 165].

В условиях столь массовой продажности депутатов реальная власть в парламенте принадлежала тем, кто располагал средствами для их покупки (должностями и просто деньгами); «консортерии» больше не требовалось побеждать на выборах, достаточно было в случае необходимости докупать нужное количество голосов. Устройство итальянской власти было очевидно любому критическому наблюдателю; вот как его характеризовал великий русский анархист Бакунин в своей книге «Государственность и анархия» (1873 год):

«…в высших слоях итальянской буржуазии, также как и в других странах, с единством государственным создалось и теперь развивается и расширяется все более и более социальное единство класса привилегированных эксплуататоров народного труда.

Этот класс обозначается теперь в Италии общим именем консортерии. Консортерия обнимает весь официальный мир, бюрократический и военный, полицейский и судебный, весь мир больших собственников, промышленников, купцов и банкиров, всю официальную и официозную адвокатуру и литературу, а также весь парламент, правая сторона которого пользуется ныне всеми выгодами правления, а левая стремится захватить то же самое управление в свои руки» [Бакунин, 2010, с. 494].

Как видите, тот факт, что Италией с момента появления ее на картах как независимого государства и до середины 1880–х [429] правили не отдельные люди (будь то премьер–министр или даже король), а участники постоянно действующей группировки (получившей даже собственное имя, «консортерия»), не был тайной за семью печатями. Уникальность итальянской власти образца 1880–х заключалась в той скорости, с которой возникла как сама Италия (два десятилетия от феодальной раздробленности до крупного государства), так и ее правящая группировка. Сформировавшись в 1840–х годах как коалиция аристократов и чиновников разных государств, эта группировка вынужденно была организована как олигархия. Быстрый рост владений группировки (от одной Сардинии до целой Италии, от дешевого государства в виде королевского двора до дорогостоящей конституционной монархии, распределявшей миллиардные бюджеты) делал бессмысленной внутреннюю борьбу за ресурсы, их нужно было совместно захватывать снаружи. В результате сформировавшаяся власть не была скрыта ни древностью традиций (как в случае английской монархии), ни плохо раскрашенной маской государства1 (слишком уж явно парламент плясал под дудку консортерии). Ее коллективная («классовая») сущность и узкоэлитарный характер были очевидны любому заинтересованному наблюдателю. Так стоит ли удивляться, что такие наблюдатели появились?

Читатель. Кстати, а почему вы считаете первооткрывателями правящего класса Моску и Парето? Разве Маркс с Энгельсом, да вот еще и Бакунин не писали о том же самом, и гораздо раньше?

Теоретик. В том‑то и дело, что не о том же самом. Марксистская традиция рассматривает Власть с экономической точки зрения: у кого контроль над средствами производства, у того и власть. В представлении Маркса и Бакунина, в Италии правила «буржуазия» — правила в том смысле, что принимаемые на государственном уровне решения отвечали ее «классовым» интересам2. Но если вас интересует сама Власть (кто в нее входит, какими средствами обеспечивает подчинение и так далее), а не ее экономическая политика, то ответ «правит буржуазия» оказывается совершенно недостаточным. Разве были «буржуями» король Сардинии Виктор–Эммануил, граф Кавур, барон Рикасоли, землевладелец Ланца, журналист Мингетти, маркиз ди Рудини? [430] Этих людей объединило в «консортерию» совсем не владение крупными капиталами, а личное знакомство и непосредственное участие в управлении государством. Их многолетняя деятельность по преобразованию Италии основывалась на цели, имевшей мало общего с «погоней за прибылью»:

«”Италия должна быть создана и будет создана. Мы постараемся преодолеть препятствия по–хорошему, если же это не удастся, преодолеем их с помощью крайних средств…" — писал Кавур в 1860 году» [Кин, 1978. с. 25].

Практик. Тут просто имеет место различие подходов. Поскольку главным ресурсом любой властной группировки являются деньги, а получить их в большом количестве в рамках капиталистического общества можно только в капиталистической же экономике, то элита, безусловно, состоит из капиталистов. Но, как говаривал капитан Врунгель, «каждая селедка рыба, но не каждая рыба селедка», а потому вовсе не каждый капиталист входит в элиту. Более того, в нее могут войти люди, которые по происхождению капиталистами не являются. Кстати, как и при феодализме — если феодал женится на крестьянке, то она становится феодалом, а не наоборот. Мы изучаем Власть, поэтому нас интересуют элиты. Если ваша цель — пролетарская революция, читайте Ленина и Маркса, но не забывайте, что они сами не на пустом месте взялись и поддерживались очень мощными силами тогдашней элиты.

Теоретик. Различие между широким классом «буржуазии» и узким правящим классом, на протяжении 30 лет определявшим судьбу страны, сделалось в Италии второй половины XIX века настолько очевидным, что наиболее выдающиеся мыслители наконец‑то сумели его обнаружить. Первым из них стал сицилиец Гаэтано Моска, родившийся 1 апреля 1858 года в Палермо, в обеспеченной семье выходцев из Пьемонта.

По–видимому, семья эта была вхожа в тот самый правящий класс, существование которого Моска открыл для мировой науки. Судите сами: в 1877 году Моска поступает на юридический факультет Палермского университета, в 1879–м начинает писать заметки в «Палермское обозрение», в 1881–м получает степень бакалавра. В 1882-1883 гг. Моска продолжает обучение в Риме [431] и Палермо, но уже в области истории и географии, и одновременно работает над книгой «Теория правлений и парламентское правление», которую заканчивает 17 апреля 1883 года, в возрасте 25 лет (и спустя всего пять лет после начала хоть сколько‑нибудь самостоятельной научной деятельности). В этой 356–страничной книге уже содержатся все основные идеи, которые Моска будет развивать в следующие 56 лет [432] (существование правящего, или политического, класса, неизбежность власти меньшинства над большинством, критика парламентаризма, из‑за которого в правящий класс попадают недостойные люди).