Ардагаст, царь росов - Дмитрий Баринов

Первым на вершину холма взлетел на своём коне Роксаг. Окинув восхищенным взглядом обнажённую девушку, он соскочил с коня и акинаком разрезал верёвки, охватывавшие её запястья и лодыжки и пересекавшиеся под плитой. Неизвестно, что бы себе позволил «любимец Артимпасы» на правах освободителя, но тут на вершину взбежали Ясень с Мирославой. Бесцеремонно отстранив роксолана, северянин помог подняться Добряне, окоченевшей и едва понимавшей, что с ней происходит. Мирослава, быстро вернув себе человеческий облик, сняла свитку и надела её на подругу. Ясень обнял Добряну за плечи.

— Добрянушка! Что они с тобой сделали, нелюди эти? Да я их всех...

— Ой, ничего, Ясень! Не успели... А что с Ардагастом?

Ардагаст, уже поднимавшийся на холм, увидел, что северянке больше ничего не угрожает, и резко повернул назад. Вскочив на поданного дружинниками коня, царь принялся созывать воинов к детинцу. Ворота детинца были раскрыты, мостик через ров не убран. В воротах толпились убегавшие ведьмы, упыри и прочие чернобожьи воители. Сейчас детинец можно взять с ходу, но... Знать бы, какие ещё чары могут таиться внутри? Где же Вышата?

Вдруг толпа в воротах без звука расступилась. На мостик выехал всадник на чёрном коне, в длинной чёрной сорочке и красном плаще, покрывавшем голову. Вместо лица белел обтянутый бескровной кожей череп. Оголённые зубы скалились в беспощадной насмешке. В тёмных провалах глазниц горели будто два белых угля. Из-за серебряного пояса торчали секира и железный ткацкий гребень, у пояса висел меч, из седельной сумки выглядывал пест. Костлявая рука сжимала косу. В наступившей враз тишине прозвучал низкий женский голос:

— Не ждал меня, царь Ардагаст, сын Зореслава? Так меня никто не ждёт и никто мне не рад, кроме тех, кому жизнь постыла. Я — Смерть.

Царь не склонил головы, не убрал в золотые ножны меча, и Огненная Чаша по-прежнему горела в его руке. Он лишь спросил недрогнувшим голосом:

— А какая ты Смерть — Яга или Морана?

— Не всё ли тебе равно? Я — твоя Смерть. Страшная и грозная, неумолимая, неподкупная. Где тужат-плачут, тут мне и праздник. По всей земле иду, людей кошу: хоть в избе, хоть в палатах, хоть в дороге, хоть в походе. Скошу и тебя.

Царь молчал. Из тёмных глазниц с белыми углями лился на него холод тёмных пространств, где ничего живого нет и не было. А звучный, безжалостный голос издевательски приглашал:

— Ну, давай, проси меня. Сули свои богатства — мне бы и кесарь Веспасиан, и Сын Неба свои царства на откуп отдали, и была бы у меня казна золотая от восхода солнца и до заката. Сули жертвы и обряды — ими ещё никто от меня не откупался. О жалости моли — мне никого в этом мире не жалко. Отсрочки проси — с матерью проститься, которую сам не знаешь, где искать. Кончились твои подвиги, царь росов. Их и так на многих бы хватило.

Царь бесстрашно вскинул голову:

— Нет, Смерть, не кончились мои подвиги. Я ещё не достроил моего царства, не одолел царя Цернорига и его чёрных друидов, даже городка этого проклятого не разорил. И не увидел я всех трёх даров Колаксаевых. Пока не исполню всего, для чего меня боги избрали, рано тебе за мной приходить. Разве что недостоин окажусь избранничества и царства.

— Чего ты перед богами достоин — это мне, бессмертной богине, лучше знать. Подвиги твои — святые места разорять, мудрых волхвов губить, обычаи дедовские попирать, мирных людей тройной данью обирать да в неволю гнать. Земля от твоих подвигов стонет, лес воет: «Заберите его от нас!»

— Так вот что ты за Смерть! — расхохотался облегчённо Ардагаст. — Нет, рано мне уходить, много ещё надо сделать такого, что тебе и кодлу твоему не любо!

Голос Смерти стал злобным и угрожающим.

— Гляди, я многих могучих храброе скосила. Вот подсеку сейчас тебе сильные руки да резвые ноги, потом и буйну голову, и падёшь ты с коня бездыханным. Придут два чёрта немилостивых, вынут твою душу трезубцами, да не через уста, а через рёбра, и забросят в самое пекло.

— Пугливых да тех, кому в пекле место, поищи у себя за спиной! Им за Кривду, за корысть свою страшно умереть, не то что за Огненную Правду. А мне ты, Смерть, не страшна. Я уже бился с теми, кого люди богами почитают. И одолевал! Дадут светлые боги — и тебя одолею, если с дороги не уйдёшь.

Все, даже русальцы, невольно попятились. Сражаться с самой страшной из богинь? Для этого нужно самому быть богом. Лишь Ларишка шагнула вперёд, но Ардагаст твёрдо произнёс:

— Ты царица росов и венедов, сейчас и после меня. Слышали все? — окинул он взглядом своё войско.

— Слышали. И отправим к Хозяину Мёртвых всякого, кто это не признает, — громко сказал Сагсар.

Войско одобрительно зашумело. Вышата с Лютицей вышли вперёд и стали рядом с царём.

— Два века назад Герай Кадфиз, великий царь тохар, бился с тем, чей идол на этом холме. И рядом с ним бились Огнеслав, великий волхв, и его жена Роксана. Я — их потомок, — сказал Вышата.

— Мне что вас трое, что один, — небрежно ответила Смерть и, вынув тяжёлый пест, метнула его в царя.

Прямо над головой Зореславича пест вдруг остановился, наткнувшись на луч солнечной чаши, завертелся волчком и полетел в Лютицу. Но опять не долетел, подскочил вверх, над головой царя перелетел к Вышате, потом обратно к волхвине и, наконец, упал, воткнувшись в землю до половины.

Воины захохотали:

— Ты бы ещё ступу бросила, бабка! Или корчагу с вином!

Смерть нельзя было удивить ненавистью, но чтобы над ней смеялись! Подняв косу, она погнала своего коня на Ардагаста. Загоревшийся синим пламенем клинок скрестился со смертоносным лезвием. В тот же миг Зореславич провёл золотым лучом по древку косы, и оно обратилось в пепел, а лезвие упало наземь. Смерть тут же выхватила меч. Два клинка зазвенели друг о друга. Один пылал синим грозовым светом, другой — бледным, мертвенным. Противница оказалась опытным бойцом, и царь еле успевал защищаться. После каждого удара смертельный холод волной прокатывался по руке и дальше через всё тело. Ещё немного, и окоченевшие пальцы не удержат меча... А луч Колаксаевой чаши пропадал без следа в чёрной одежде и бледном теле богини. Даже на её белые глаза-угли он действовал не больше яркого солнечного зайчика.

— Раскали её клинок! — донёсся голос волхва.

Ардагаст провёл лучом по клинку Смерти, и тот враз засветился красным светом, будто в кузнице. Взвыв от боли, богиня выронила меч. Тут же острие кушанского меча мелькнуло у неё перед глазами, расцарапав лоб. Ни капли крови не выступило, но Смерть резко повернула коня в сторону, спасаясь от нового удара. Потом выхватила правой рукой секиру, а левой — железный ткацкий гребень и с удвоенной яростью бросилась на Зореславича.

Секира просвистела у самой его головы, но солнечное пламя пережгло топорище, и обломок топора упал в пожелтевшую траву. Клинок застрял между зубьев гребня. Богиня попыталась сломать меч, но индийская сталь выдержала, и царь резким движением вырвал у противницы оружие, едва не вывернув ей руку. Смерть едва удержалась в седле, но следом удар мечом плашмя обрушился ей на череп, и страшная богиня свалилась с коня.