1917. Разгадка «русской» революции - Николай Стариков

Пошли последние часы мира. Телеграммы летят в обе стороны.

Николай II — Вильгельму II, 1 августа (19.07) 1914 года:

Вильгельм II — Николаю II, 1 августа (19.07) 1914 года:

Ужас ситуации в том, что им не договориться, как бы они к этому ни стремились, — события становятся необратимыми. В ситуации, когда Россия мобилизуется и отменять этот процесс не собирается, единственно разумное действие для Германии — сделать так, как хочет сэр Грей, то есть объявить России войну. Только сделать это формально, а потом попытаться уже неформально решить проблему за столом переговоров. В конце концов, можно ведь объявить войну и, не воюя, тут же сесть за стол мирных переговоров.

Утром 1 августа (19.07) Николай II принял германского посла. Он горячо убеждал его, что мобилизация не означает угрозы для Германии и тем более враждебных по отношению к ней намерений, что остановить ее сразу невозможно ввиду огромных размеров территории. Пурталес немедленно передал содержание разговора в Берлин. Немцы словам больше не верят,[480] а в реальности в России мобилизация продолжается. Идет ее второй день. По предвоенным планам, прекрасно известным в Берлине, на 15-й день русская армии должна быть готова к наступлению.[481]

Вечером 1 августа кайзер, загнанный в угол, совершает роковой поступок. Германский посол в России граф Пурталес прибывает к русскому министру иностранных дел Сазонову. «Граф Пурталес с первых же слов спросил меня, готово ли русское правительство дать благоприятный ответ на предъявленный им накануне ультиматум. Я ответил отрицательно и заметил, что хотя общая мобилизация не могла быть отменена, Россия тем не менее была по-прежнему расположена продолжать переговоры для разрешения спора мирным путем.

Граф Пурталес был в большом волнении. Он повторил свой вопрос и подчеркнул те тяжелые последствия, которые повлечет за собою наш отказ считаться с германским требованием отмены мобилизации. Я повторил уже данный ему раньше ответ. Посол, вынув из кармана сложенный лист бумаги, дрожащим голосом повторил в третий раз тот же вопрос. Я сказал ему, что не могу дать ему другого ответа. Посол, с видимым усилием и глубоко взволнованный, сказал мне: „В таком случае мне поручено моим правительством передать вам следующую ноту“. Дрожащая рука Пурталеса вручила мне ноту, содержащую объявление нам войны. В ней заключалось два варианта, попавшие по недосмотру германского посольства в один текст».[482]

В книгах о Первой мировой весьма редко приводят слова ноты, врученной Пурталесом и говорящей об объявлении войны. Между тем строки этого документа свидетельствуют о том, какую роковую роль сыграло опубликование фальшивого объявления о германской мобилизации.

Итак, Германия объявила войну России. А далее вновь начались чудеса. Поздно вечером 1 августа царь, получив немецкую ноту с объявлением войны, отбил длиннейшую телеграмму английскому королю. Усталый, он в два часа ночи зашел к императрице, попил чаю. Потом принял ванну и уже пошел в опочивальню, когда его нагнал камердинер. В его руке была… телеграмма от Вильгельма II.

Кайзер предпринял последнюю отчаянную попытку спасти их обоих. Происходили события, поистине невиданные в истории дипломатии.

Через семь часов после объявления войны ее зачинщик кайзер взывал к миролюбию, прося о прекращении военных действий, которые еще не начались, и начале мирных переговоров![484]

Николай ничего ему не ответил — ведь в его душе клокотало негодование против неожиданного объявления войны…

В этот момент глава британской дипломатии сэр Грей еще раз встревает в события, для того чтобы подстраховаться и гарантированно натравить немцев на Россию. Чтобы обеспечить начало локальной германо-русской войны, в которой Англия останется сторонним наблюдателем. По крайней мере, первое время, пока соперники не нанесут друг другу серию обескровливающих ударов. Тогда и настанет время появиться на сцене Великобритании и США. Они легко смогут продиктовать условия нового мирового устройства обессиленным немцам и русским.

А как же союзная России Франция? Она тоже не должна была вступить в войну, предоставив немцам и русским вдоволь истреблять друг друга. Как «ковалось» алиби для Парижа, мы поговорим чуть ниже, а сейчас вновь вернемся во взбудораженный Берлин. Из Лондона в столицу германской империи с небольшим перерывом приходят две депеши. Первая сообщила о британских гарантиях Бельгии. Затем поступила вторая телеграмма от германского посла Лихновского. О ней стоит упомянуть особо. Германский посол сообщал: «В том случае, если мы не нападаем на Францию, Англия останется нейтральной и гарантирует нейтралитет Франции».[485]