Медвежатник - Евгений Сухов

Кто бы там ни был, но сейф вскрыл очень ловкий парень. Чего только стоит его спектакль с одурачиванием городовых. Хотелось бы взглянуть на это представление.

Итак, придется начинать все сначала.

Господин Родионов вне подозрений. Едва ли не единственной ниточкой остается «доброжелатель», который заблаговременно по телефону извещает о предстоящем ограблении. Григорий Васильевич с любопытством разглядывал своего посетителя. Так смотреть на своего собеседника может только шулер высшей пробы, встретивший за карточным столом себе равного. Ему достаточно только взглянуть на руки своего противника, чтобы понять — впереди тяжелая и изнурительная борьба и будет дальновиднее, если силы приберечь для лохов, ничего не ведающих об искусстве околпачивания.

Родионов закинул ногу на ногу и тоже не собирался скрывать своего любопытства.

— Вот вы и зашли ко мне, Савелий Николаевич, — наконец произнес Аристов.

— Вы мне намекнули, что я должен явиться к вам в Малый Гнездниковский, и я не замедлил воспользоваться вашим предложением, — добродушно отвечал Родионов.

Аристов рассмеялся:

— Вот вы, оказывается, меня как поняли?

— Вам, Григорий Васильевич, очень идет генеральский мундир.

— Вы находите? — прищурился Аристов. — Хочу признаться, что я его не люблю. По мне, лучше штатская одежда. Не так стесняет, что ли. Вы слышали что-нибудь об ограблении банков?

— То же самое, что и все. Сейчас очень много о них говорят. В газетах пишут, что медвежатник раскусывает сейфы, словно щелкунчик орехи. Это правда?

— Без всякого преувеличения, — очень серьезно подтвердил Аристов. — Это очень опасный преступник. Осторожный. Хитрый. Ловкий. Такой медвежатник, как этот, рождается однажды в несколько поколений.

— Вот как? — неподдельно удивился Савелий. — Интересно было бы с ним познакомиться. Вероятно, он очень любопытный человек.

— Возможно. У меня имеется тоже очень большое желание с ним встретиться. Но вот, как видите, все никак не получается. А знаете, — продолжал генерал, — мы ведь вас тоже подозревали одно время.

Савелий расхохотался. Смеялся он искренне и весело, запрокинув голову. Генерал тоже выдавил из себя вялую улыбку.

— Это для меня новость. Никогда не думал, что я стану интересен вашему ведомству.

— Возможно, возможно, — как-то рассеянно произнес Григорий Васильевич, — но если разбираться более тщательно, то ничего странного здесь нет. Разумеется, если копнуть вашу биографию поглубже. — Генерал открыл папку, лежащую перед ним и достал фотографию. — Вам знаком этот человек? — Он протянул фотоснимок. Савелий осторожно взял фотографию. На ней был запечатлен молодой человек лет двадцати трех — двадцати пяти. Очень щеголеватая внешность, тоненькие холеные усики, слегка печальная улыбка. Он был заснят в полный рост, заложив большие пальцы за лацканы пиджака. Что-то в его облике показалось ему знакомым.

— Не могу вспомнить… Впрочем, нет. Я его не знаю.

— Вы так считаете? А ведь это ваш отец… Что с вами, дорогой мой Савелий Николаевич? Вы побледнели? Галстук ослабьте, прошу вас.

— Не стоит беспокоиться, генерал, со мной все в порядке, — Савелий натянуто улыбнулся. — Что вы еще знаете о моем отце?

— Очень немного, — честно признался Григорий Васильевич. — Но даже этого вполне достаточно, чтобы выявить ваши корни. А они весьма интересные! Ваш отец, Николай Ильич Родионов, был некогда блестящим офицером. Но у него, как и у всякого военного, существовала одна небольшая страстишка. Догадываетесь какая? Карты! И, надо сказать, в этом деле он очень преуспел. Ходили слухи, что на картах он даже сколотил целое состояние. Правда, потом бесславно его разбазарил. Красивые женщины, понимаете ли, они всегда требуют немалых затрат. А ваш покойный батюшка предпочитал только самых красивых и, разумеется, очень дорогих. Возможно, ваш отец дослужился бы до полковника или даже до генерала. Все-таки потомственный дворянин, красив, обаятелен, образован, таких любят. Если бы однажды не попался на откровенном шулерстве. Свой полк ему пришлось оставить с позором. Но я бы сказал, что на этом его карьера не закончилась, а, наоборот, только начала набирать обороты. Ваш батюшка стал разъезжать по Европе и в купе вагонов с легкостью обыгрывать толстосумов, пока, наконец, за очередное шулерство ему не отрубили на правой руке два пальца. Думаете, это его остановило? Нисколько, — Аристов отрицательно покачал головой. — Ваш батюшка не из тех людей, которых может остановить подобный пустяк. Скоро он блестяще освоил новое ремесло — мошенничество. Он начал специализироваться на том, что доверчивым иностранцам стал продавать по всей России шикарные дома, имения, дворцы. Так, например, американскому конгрессмену он продал в Петербурге Адмиралтейство. Можно только удивляться, с каким недоумением слуги поглядывали на баулы и чемоданы, которые заморский гость выгружал перед парадным входом. Ха-ха! Вашего батюшку арестовали в тот самый момент, когда он, собрав деньги, собирался навсегда съехать в Париж. Вас интересует, что было дальше?

— Если вас, конечно, не затруднит, — вяло улыбнулся Савелий.

— Ему дали десять лет каторги. На Сахалине. На каторге всегда очень остро стоит женский вопрос. На десять мужчин там приходится всего лишь одна женщина. Отсидев восемь лет, он был отправлен на поселение, где познакомился с воровкой по кличке Острая Даша. Она славилась тем, что во время объятий умело вспарывала у мужчин карманы. Хотите взглянуть на свою матушку? — полюбопытствовал генерал.

— У вас есть ее фото? — произнес Савелий и не узнал собственного голоса: слова превратились в хрип, как будто кто-то неведомый сжал его горло.

— Да. Пожалуйста.

Савелий взял слегка пожелтевшую по краям фотографию. На него смотрела молодая женщина с большими, чуточку наивными глазами. Слегка подретушированная фотография придавала ее облику какую-то искусственность. Без всяких сомнений, ее можно было назвать красивой.

— Не правда ли, ангельская внешность? Вы очень на нее похожи. Странно, что вы ничего об этом не знаете. Признаюсь, вы меня немного удивили.

— Как они встретились?

— Вас и это интересует? Что ж, извольте. Здесь все было просто. Каторжанки всегда жили на поселениях. Выращивали овощи, торговали. Как только прибывал этап, их сгоняли в один общий барак. Здесь и начинались смотрины. Самые привлекательные женщины доставались администрации лагеря, а то, что оставалось, распределялось между остальными. Но даже среди каторжан существовала жесткая иерархия, и наиболее красивые женщины доставались тем, кто имел на каторге авторитет. Хочу сказать, что ваш отец был именно из таких. Для меня остается загадкой, почему его не задушили в первую же ночь: белую кость там не любят. Но уже через год в среде каторжан он стал очень уважаемым человеком. А позже он выбрал Острую Дашу по праву сильнейшего. Разумеется, брак был гражданским, но ваш отец оказался великодушным и дал вам свою фамилию.