Крах всего святого - Илья В. Попов

Вспомнив наветы брата, Амадиу сделал глубокий вдох и одним рывком сдернул одеяло, которое, тихо шелестя, упало на пол. Великий магистр невольно поднял брови и цокнул языком. Зеркало, казалось, было отлито целиком – Амадиу не видел ни одной щели, гвоздя или стыка – из неведомого темно-зеленого металла с бледноватыми прожилками, что переливались в свете ламп. Наверху же сидела голова уродливейшей твари; представив, что подобные чудовища могли когда-либо населять мир, Амадиу невольно передернуло. Видимо, это и был... он. Даже в мыслях Тома старался лишний раз не произносить его имя.

Амадиу обошел зеркало по кругу, но не заметил ничего необычного, кроме разве мастерства работы – он был выполнен так искусно и подробно, что Тома видел мельчайшую складку на его шкуре. А что если Фабрис и впрямь оказался простым сумасшедшим, а это зеркало – всего лишь безделушка, творение некого ювелира с золотыми руками, но чересчур богатой фантазией? Великий магистр протянул руку и слегка дотронулся до оправы – металл был холодным на ощупь, словно только что вытащенный из ледяного подвала. Приглядевшись, Амадиу заметил странную вещь – воздух вокруг зеркала был каким-то... другим. Словно чуть искаженным – как если смотреть на что-то сквозь толщу мутной воды или толстый слой пыли. Вдруг на темной глади появилась редкая дымка, что через миг превратилась маленькую точку, которая начала быстро увеличиваться – поначалу Амадиу оглянулся через плечо, думая, что видит чье-то отражение, но потом, вглядевшись...

Тотчас в ужасе отшатнулся, не веря своим глазам. Повернувшись на одних каблуках, он бросился к двери, на ходу вытаскивая из кармана ключи. Едва Амадиу дотронулся до замочной скважины, как позади него раздались глухие удары – один, другой, третий, звучавшие все сильнее и громче – а потом послышался громкий звон и что-то ухнуло на пол, точно мешок муки; немея от ужаса, великий магистр трясущимися пальцами пытался вставить ключ в замок, молясь богам и одновременно проклиная арраканца. Из-за спины послышалось тихое шарканье, а в нос ударил сладковатый запах гнили; шаги раздавались все ближе и ближе – казалось, он уже чувствовал на плече холодное липкое прикосновение, как, наконец, раздался щелчок и Амадиу стрелой вылетел из комнаты, захлопнув за собою дверь.

В тот же миг заперев замок, Амадиу утер пот со лба и попятился к лестнице, пока в голове его вихрем проносились сотни мыслей – он и впрямь видел то, что видел? Что это – черная магия или его воображение? Невозможно, чтобы его одновременно обманывали глаза, нос и уши... Или возможно? А может быть, он просто сошел с ума?

Амадиу не знал, сколько времени он простоял на лестнице, не сводя глаз с двери, за которой осталось... это. В конце концов, воздав молитву богам, он на цыпочках подкрался к двери, склонил ухо над замочной скважиной и затаил дыхание. Ничего. Ни единого звука, ни запаха – Амадиу одним глазком заглянул вовнутрь и увидал лишь целехонькое зеркало, стоящее посреди комнаты и покрывало, лежавшее подле него. «Устал, вот и все, – подумал он, выпрямившись и хрустнув коленями. – Что только не привидится... Да, последний бокал вина явно был лишний». Быть может, стоит осмотреть зеркало еще раз? Но Амадиу только сейчас понял, как смертельно он устал и решил отложить это дело до завтра.

Великий магистр уже сделал шаг по скрипучим ступеням, как вдруг из-за двери позади него раздался до боли знакомый вкрадчивый голос – низкий, с хрипотцой, что чуть не проговаривал букву «р»: «Я все еще жду тебя, предатель... Мы будем гореть вместе».

Амадиу не помнил, как он вышел на улицу, дождался братьев, и, приказав им не спускать с комнаты глаз, но ни в коем случае не заходить вовнутрь, побрел прочь, оставив Мечей недоуменно переглядываться. Великого магистра одновременно мутило и клонило в сон, ноги его будто набили ватой, а уши залили воском; лишь один раз у него в голове мелькнула мысль, что он, наверное, не должен был оставлять братьев наедине с ним, но уже через миг он позабыл и об этом, точно любое размышление вновь может навеять тот кошмар. Остаток ночи Амадиу бродил по городу, пугая редких прохожих; не помнил он и того, как, в конце концов, наткнулся на какую-то убогую харчевню, без лишних слов кинул в хозяина половинку серебряного и направился в гостевые спальни.

Засыпал Амадиу полностью одетым и при зажженных свечах, сжимая в одной руке кинжал, а в другой – священное писание.

«Мы будем гореть вместе…».

… не стоит также забывать, что чрезмерно увлекшись расширением новых границ, Визрийская империя понемногу начала терять контроль над уже захваченными провинциями. Одного авторитета Дементия становилось недостаточно для того, чтобы держать в узде столь обширные территории с таким разношерстным населением – со временем купленные государи начинали игнорировать приказы императора, заключая меж собой тайные альянсы для будущего противостояния оккупантам, визрийские сановники и наместники, находившиеся при их дворах, «случайно» ломали шеи, падая с крутой лестницы, тонули в собственных ваннах или же и вовсе просыпались с кинжалом в сердце; весомые религиозные деятели уже в открытую призывали сбросить с себя сбрую иноверцев, да и простой люд нередко встречал визрийских сборщиков подати не заискивающими улыбками, а камнями и стрелами.

Бытует мнение, что самые крупные мятежи нередко получали поддержку от Союза Вольных Городов, а может и Арракана, которые подкидывали в очаг вражды не только золото, но и сталь; и если первые восстания подавляли быстро и жестоко, то вскоре даже прославленная визрийская армия не поспевала быть и тут, и там, да и в самом Визре становилось неспокойно – интриги в сенате, все большая коррупция и растущее недовольство среди граждан вместе со всем вышеперечисленными, скорее всего, и стало толчком к тому, что Визр вдруг предложил Фридании начать весьма неожиданные для обеих сторон переговоры. И кто бы только знал, к какой цепочке событий все это приведет…

Бруно Тош, «Война змеи и солнца»

– Эй! – Лягва ухватил за локоть трактирщика, который спешил к одному из столов и на ходу балансировал огромным блюдом, уставленным тарелками с едой, графинами да стаканами. – К тебе сюда сопляк один не забегал? Мелкий такой, худющий – его кляча у тебя в конюшне стоит.

– Какой к бесам сопляк, мать твою, – рыкнул мужчина, едва не грохнувший всю утварь прямо на пол. – Работать мне не мешай, лысый. Хотите жрать – садитесь и ждите, нет – валите отседа к хренам собачьим, нечего мне зубы заговаривать.

Убедившись, что люди Северина, похоже, напрочь забыли о цели своего визита, увлекшись сварой с хозяином, Этьен, все еще стоя на четвереньках, пополз к лестнице на второй этаж, стараясь не поднимать голову. Упитанная псина, что грызла мясистый мосол возле кухни, было рыкнула на него, но увидев, что мальчик и не пытается претендовать на ее богатство, вновь занялась ужином.

Взбежав по скрипучим ступеням, Этьен подался в ближайшую дверь – заперто, ткнулся в следующую – но получил громкую брань и едва не поймал лбом грязный башмак. Наконец, он кубарем влетел в свободную спальню – низкую, темную, насквозь провонявшую подсыревшим сеном – и воздал хвалу богам, обнаружив открытое окно. Вскарабкавшись на подоконник и свесив ноги, он еще некоторое время собирался с духом – шутка ли, до земли было не меньше трех с полой мужских роста – но, в конце концов, закрыл глаза и соскользнул вниз. Густые кусты, росшие под самыми ставнями, немного смягчили удар, но Этьен, все же едва не отбил себе бок. Потирая ушибленное место, он обошел трактир, убедился, что на хозяйственном дворе никого и начал красться к конюшне, на которой висело несколько тусклых ламп. Ухватившись за тяжелый засов, Этьен напряг все жилы, потянул его вверх и...