Крах всего святого - Илья В. Попов

– Нам было велено доставить господина Аль-Хайи в Мьезу и вернуть обратно... – неуверенно начал Рубб.

– Не смею вам мешатьь, – пожал плечами Амадиу. – Вы можете отправляться немедленно – я пошлю одного из братьев предупредить воротовых. Но та вещь, которую вы привезли с острова, останется здесь.

Аль-Хайи отвел своих спутников в сторону и некоторое время до Амадиу доносился только его шумный говор, перемежающийся руганью на родном языке; в ответ Рубб лишь кивал, изредка пожимая плечами. В конце концов, арраканец с досадой сплюнул под ноги, бросил в сторону зеркала быстрый взгляд и отвернулся к воде, скрестив руки на груди.

Великий магистр взмахнул перчаткой – и через мгновение Мечи взвалили зеркало на плечи, а стражи пошли вперед, расчищая братьям путь от любопытных бюргеров. Амадиу пошел было вслед за остальными, как вдруг Аль-Хайи еле слышно уронил короткую фразу на родном языке. Великий магистр застыл на месте, услыхав единственное знакомое слово, и понимание пришло к нему в тот же миг.

Обернувшись на одних каблуках, он одним прыжком преодолел расстояние до арраканца, схватил его за грудки и подсечкой уронил на землю. Все – и братья, и воины короля, и стража – попросту застыли на месте, смотря на Амадиу как на умалишенного, а горожане пододвинулись чуть ближе, разинув рты и прекратив все разговоры, дабы случайно ничего не пропустить.

– Ты прекрасно знаешь, что это такое, – прошипел Амадиу, глядя прямо в глаза Аль-Хайи. – Знаешь, что это не простая побрякушка и кто на ней изображен. Ведь так? Так?! Кто ты на самом деле? Колдун? Ведьмак? Какой культ ты восхваляешь? Чьим богам ты поклоняешься? Говори, пока я не приказал вытянуть из тебя всю правду!

– Я не п-понимаю, о чем вы, – пробормотал арраканец, трясясь, словно от лихорадки. – Я – п-простой ученый, госп-подин Тома... не надо...

– Великий магистр, – поднял голос Рубб. – Прошу вас отпустить этого человека. Я бесконечно уважаю и вас, и орден, но приказом его величества господин Аль-Хайи находится под нашей защитой, и мы не позволим причинить ему вред. Даже если придется применить силу.

Амадиу выдохнул и уже почти выпустил арраканца, как вдруг тот вмиг преобразился, словно скинув фальшивую шкуру. Перестав трястись, он сузил глаза – острые и ледяные, будто два кинжала, губы же его скривились в усмешке; но то была не добрая улыбка, что сидела на его лице ранее, а поистине звериный оскал, обнажающий белые ровные зубы. Аль-Хайи резко поднял руку, схватил Амадиу за загривок и притянул к себе, так близко, что ухо великого магистра защекотало горячее дыхание.

– Если хочешь прожить еще немного, не смей вставать на моем пути, старик, – прошипел Абдумаш. – Ты и понятия не имеешь, с чем связался, и какие силы пытаешься остановить. Отдай мне то, что мое по праву – иначе клянусь, что твой прах рассеется по ветру куда раньше, чем ты думаешь.

Он разжал пальцы и Амадиу отшатнулся, точно от удара; Аль-Хайи же поднялся на ноги и вновь напустил на себя личину трусливого покорного ягненка, сквозь которую, однако, просвечивала волчья шерсть. Никто из окружающих не произнес ни слова, не зная, что арраканец нашептал великому магистру; тот же попросту развернулся и пошел прочь прямо сквозь спешно расступающихся бюргеров, некоторые из которых осеняли себя полукругом.

Амадиу легко мог приказать заковать Абдумаша в цепи, а то и убить прямо на месте – и Мечи бы, не колеблясь ни на миг, исполнили его указ; но людей Моро было едва ли не в полтора раза больше, и думается, местные стражники вряд ли бы поспешили к братьям на выручку. Быть может позже, но не сейчас – стоит подождать, пока королевские воины отбудут в столицу. Почему-то Амадиу знал, что уедут они без чужеземца. Абдумаш Аль-Хайи ибн Зафар... Любопытных друзей выбирает себе Матиас.

Дело было уже почти в ночь, когда Амадиу, наконец, пересек порог дома Авара, куда братья принесли зеркало. С того момента, как великий магистр был здесь в первый раз, жилище бывшего мэра ничуть не изменилось – разве что шкафы и сундуки были полностью пусты, и то тут, то там, валялись перья, пергамент, скомканная одежда, монеты и прочий мусор. Слуг тоже не было видно, а дверь и вовсе оказалась закрытой лишь на один замок, который без особого труда вынес Коул – удивительно, как столь богатый дом еще не обнесли до нитки. Судя по беспорядку и пропавшим вещам, видимо, Авар и впрямь покинул город своим ходом – быть может, даже в ту же ночь. Но Амадиу с трудом мог винить его в бегстве – признаться, у него у самого уже ныло под ложкой, словно он смотрел в темную глубокую пропасть, перевесившись через перила.

Собрав братьев, Амадиу начал раздавать приказы: Корин и Батист должны были караулить дом снаружи до самого утра, следя за тем, чтобы ни одна мошка не пролетела мимо. Коул, несмотря на вялые протесты, все же согласился вздремнуть, пообещав вернуться к полуночи, а оставшиеся двое Мечей выскользнули в темноту следить за Аль-Хайи. Сам же Амадиу, не мешкая, уселся за стол, найдя в окружающем его беспорядке пару свечей, перо, пергамент и полупустую чернильницу – закончив писать, он свернул послания в трубочку и спрятал за пазуху, дабы утром разослать тревожные вести всем магистрам.

Взгляд великого магистра поймал запечатанный кувшин, стоявший на полке напротив него. Некоторое время поколебавшись, Амадиу прихватил с пола серебряный кубок и сбил печать. Уже осушив бокал наполовину, Амадиу в задумчивости окинул взглядом зеркало, все еще закрытое толстым шерстяным одеялом. Что же все-таки это такое? Магический артефакт, созданный могущественным чернокнижником? Обитель демонов? Кто же на самом деле этот... и впрямь ли Падшие спят глубоко в бездне? Амадиу собирался не трогать предмет до приезда прочих братьев, но любопытство взяло свое, а вино чуть заглушило опасения.

Закрыв ставни, Амадиу запер дверь на ключ, который нашел в столе – так, на всякий случай – и подошел к зеркалу вплотную. Протянул было руку... и тут же отдернул, повинуясь какому-то скрытому, врожденному чутью, что словно пульсировало изнутри: «Опасность! Опасность! Опасность!». Амадиу вновь наполнил кубок – отметив, как сильно дрожат его руки – и выпил уже медленно, не спеша, точно стараясь как следует просмаковать каждый глоток.

Он вдруг почему-то вспомнил о том, как в детстве боялся темноты – столь сильно, что всегда просил отца или мать оставить ему на ночь зажженную лучину. В конце концов, Нель объяснил младшему брату, как лучше бороться со страхом – не бегать от него, точно от цепной собаки, а напротив, взглянуть тому, что тебя пугает, прямо в лицо. В ту же ночь Амадиу, трясясь от ужаса, загасил пламя – и одним рывком бросился в кровать, словно боясь, что из темноты на него выскочит какое-нибудь чудовище. Несколько мгновений он – совсем юный мальчик – боязливо озирал свою комнату, видя в каждой тени или силуэте чудовище или призрака; но спустя некоторое время понял, что огромные перепончатые крылья неведомой твари, чудящиеся ему в углу, на деле были растянутой под потолком рубахой, а великан, стоявший по левую руку – простым шкафом, так что вскоре Амадиу уснул и с тех пор ни один ночной страх больше не беспокоил его.

До этого момента.