Таинство - Клайв Баркер

«Как мы должны понимать и толковать эти добрые вести? — писал он. — Это курьезное соответствие между эмоциями, перед которыми мы преклоняемся, и выделениями из нашего организма? Может быть, передавая эти химические маркеры в живую и чувствительную матрицу мира, которую мы не отказываем себе в удовольствии называть нейтральной, мы оказываем на нее влияние такого рода, о каком еще не догадались ни наши ученые, ни наши философы? И более того, потребляя заново в виде еды продукты этой теперь уже нечистой реальности, не продолжаем ли мы и цикл эмоционального потребления, пусть и на уровне, который в настоящий момент не может быть инструментально зафиксирован; иными словами, не лакомимся ли мы, так сказать, салатом, приправленным чужими эмоциями?

Давайте же признаем, что наши тела по меньшей мере представляют собой нечто вроде рыночной площади, на которой эмоции есть и средство платежа и потребляемый товар. А если мы позволим себе более смелый взгляд, представим, что территория, которую мы назвали нашей внутренней жизнью, неким образом (каковой мы пока не в состоянии проанализировать или определить количественно) влияет на наш так называемый внешний, или наружный, мир, влияет столь малозаметно, но так всепроникающе, что различие между тем и другим, которое зависит от четкого определения не наделенного разумом материального мира и нас, его мыслящих, подверженных эмоциям властелинов, становится более чем сомнительным. Возможно, грядущий вызов состоит не в том, что "основа расшаталась", как выразил это Йейтс,[29]а в том, что стираются границы. Все, что составляло определяемое завистью проявление наших человеческих качеств (наших интимных, внутренних "я"), на самом деле есть публичное зрелище, которое проявляется так универсально и так обыденно, что мы никогда не сможем отойти на достаточное расстояние, чтобы отделиться от того самого бульона, в котором варимся».

«Странные мысли», — подумал Уилл, кладя листы назад на бювар.

Хотя слово «духовное» было скрупулезно вымарано из текста, его воздействие сохранилось. Несмотря на ироничный юмор и чопорный лексикон, было видно, что текст написан человеком, который пытается найти путь к Божественному видению, который чувствует, хотя это и не доставляет ему удовольствия, что все его философствования — на пустом месте и пора уже их бросить. Либо так, либо он написал это мертвецки пьяным.

Уилл бездельничал уже слишком долго. Пора заняться делами, и в первую очередь повидать Фрэнни и Шервуда. Нужно рассказать им о том, что произошло в больнице, на тот случай, если Стип станет их искать. Вернувшись в гостиную, Уилл обнаружил, что Адель разговаривает по телефону — с викарием, решил он. Дожидаясь конца разговора, он взвешивал, что лучше: поговорить с Каннингхэмами по телефону или идти в деревню и разговаривать лицом к лицу. Когда Адель закончила, он уже принял решение. О таких вещах не говорят по телефону — он пойдет в деревню.

Адель сказала, что похороны назначены на половину третьего в пятницу — через четыре дня. Теперь, зная время похорон, она могла подумать о цветах, машинах и еде. Адель уже составила список тех, кого собиралась пригласить. Не хочет ли Уилл добавить кого-нибудь? Он сказал, что не сомневается: она пригласила всех, кого нужно, и если она будет заниматься делами, то он хочет на часок-другой сходить в деревню.

— А пока меня нет, я прошу вас запирать дверь, — сказал он ей.

— Зачем?

— Не хочу, чтобы в дом проникли… посторонние.

— Я тут всех знаю, — беспечно сказала Адель и, увидев, что это его не убедило, добавила: — А что тебя беспокоит?

Он предвидел этот вопрос и приготовил жалкую ложь. Он слышал, как в больнице две сестры говорили о каком-то человеке, который обманными разговорами проникает в чужие дома. Он описал Стипа, хотя и в самых общих чертах, чтобы не вызвать у нее подозрений. Уилл не был уверен, что убедил ее, но это не имело значения: если удалось посеять в ней достаточные опасения, чтобы, увидев Стипа, она не впустила его в дом, это его уже устраивало.

1

Он не пошел прямо в дом Каннингхэмов — заглянул в газетный киоск, чтобы купить сигареты. Пока Уилл разбирал бумаги в кабинете, Адель успела поговорить еще с кем-то, кроме викария, потому что мисс Моррис уже знала о кончине Хьюго.

— Он был превосходный человек, — сказала она. — Когда похороны?

Он сказал: в пятницу.

— Я закрою киоск. Хочу отдать последний долг. Его будет не хватать здесь, вашего отца.

Фрэнни была дома, занята по хозяйству: фартук, волосы кое-как подколоты, в руке тряпка и аэрозоль с полиролью. Она с обычной теплотой встретила Уилла, пригласила в дом, предложила кофе. Он отказался.

— Мне нужно поговорить с вами обоими, — сказал он. — Где Шервуд?

— Его нет, — ответила она. — Исчез сегодня рано утром, я еще спала.

— Такого раньше не было?

— Случалось, когда он неважно себя чувствовал. Он уходит на холмы, пропадает там целыми днями — просто гуляет. А что? Что-то случилось?

— Боюсь, много чего. Ты не присядешь?

— Что, так плохо?

— Не знаю пока, плохо ли, хорошо, — сказал он.

Фрэнни сняла передник, и они сели в кресла у холодного камина.

— Постараюсь как можно короче. — И Уилл уложил в пятиминутный рассказ все события, произошедшие в больнице.

Она коротко выразила соболезнование, узнав о смерти Хьюго, а потом молча слушала, пока он не дошел до того, какое впечатление произвело на Розу и Джекоба имя Рукенау.

— Я помню это имя, — сказала Фрэнни. — Оно есть в книге. Рукенау нанял Томаса Симеона. Но какое это имеет отношение к счастливой парочке?

— Они больше уже не счастливая парочка. — Уилл досказал оставшуюся часть истории.

Выражение ее лица с каждой минутой становилось все удивленнее.

— Он ее убил? — спросила она.

— Не знаю, мертва она или нет. Но если не мертва, это чудо.

— Боже мой. Что же теперь будет?

— Вообще-то Стип наверняка хочет закончить то, что начал. Он может дождаться темноты, может…

— Просто постучать в дверь.

Уилл кивнул.

— Ты должна взять самое необходимое и быть готовой к отъезду, как только появится Шервуд.

— Думаешь, Стип придет сюда?

— Может быть. Он уже был здесь прежде.

Фрэнни бросила взгляд на входную дверь.

— О да… — вполголоса сказала она. — Мне это все еще снится. Отец в кухне. Шер на лестнице, а у меня в руках книга, которую я не хочу отдавать…

За последние минуты она заметно побледнела.

— У меня нехорошее предчувствие, Уилл. По поводу Шервуда.