Осады и штурмы Северной войны 1700–1721 гг - Борис Мегорский

Выбранные тем или иным способом и распределенные по колоннам войска занимались подготовкой к предстоящему бою. За два дня до штурма Нотебурга офицерам были указаны места атаки, по штурмовым отрядам были распределены лестницы и лодки [1213]. Под Нарвой, в день перед штурмом «приступные лестницы в шанцы скрытно отнесены» [1214], а ночью перед приступом в траншеи вошли штурмовые колонны «поутру к приступу и на выручку определенные» а и прочая пехота, выступя из обозу, стала не подалеку от шанцев»[1215]. Разведать путь для штурмовых колонн (быть «подлазчиком для вымеривания рву и лестниц») выпало солдату Бернерова полка Федору Токареву [1216]

Под Выборгом в июне «в 6 день [июня. – Б. М.] был генеральный консилиум, на котором положено, что оную крепость доставать штурмом, к чему были два плавные моста через пролив к самому брешу приготовлены и солдаты к тому с разных полков (которым было идти на штурм) уже ближние апроши в 7-м и 8-м числе были командированы. А в 9 день дан был к тем командированным указ, чтоб штурмовать обождали».[1217]

Интересен вопрос о мотивации и поощрении участников штурма. В европейских и в турецкой армиях существовала практика материального вознаграждения, объявляемого заранее за ведение траншей, изготовление туров и фашин, за участие в вылазках и штурмах. Европейские авторы подчеркивали важность денег как необходимого стимула для успешного производства осадных работ. Сведения о применении такой практики в петровской армии скудны. За четверть века до начала Северной войны, при обороне Чигирина в 1678 г., Патрик Гордон назначал вознаграждение солдатам за добытые у неприятеля во время вылазок песочные и шерстяные мешки, он «посулил добровольцам свободу от всевозможных обязанностей и за каждый мешок с шерстью по 6 пенсов, а с землей – по 3 пенса, и вдоволь водки впридачу» [1218]. При осаде Азова в 1695 г. у русского командования был план вызвать на штурм охотников, которые сами должны были избрать себе офицеров, рядовому охотнику обещалось 10 рублей [1219]. Однако был ли такой подход широко распространен в русском войске XVII в. и существовал ли в XVIII в., мы сказать не можем. С другой стороны, известны многочисленные примеры вознаграждения за совершенный подвиг.

После взятия Нотебурга «афицеры и рядовые, каждой по достоинству своих трудов, были награждены деревнями и золотыми манетами» [1220]. Военно-походный журнал Б. П. Шереметева уточняет, как именно были пожалованы ратные люди, «которые были на штурме, за их верную службу и за кровь»: все участники штурма Нотебурга от капрала и старше получили единовременные денежные выплаты (капитаны получили по 300 р., поручики – 200 р., подпоручики – 100 р., сержанты – 70 р., капралы – 30 р.); рядовые младшего («племянничьего») оклада были повышены в «старый» оклад, «старые» рядовые – в капральский оклад; все офицеры были повышены в чинах с соответствующим жалованьем, хотя оставались служить в своих полках в прежних чинах в ожидании вакансий («в убылые места»[1221]). В частности, нам известна записанная в 1720 г. сказка Ивана Никифоровича Найдинского, который, будучи сержантом полка Павла Бернера, был «в 702 году на штурме под Шлютенбурхом охотою и за оной приступ получил государеву милость семьдесят рублев»[1222]. Раненным на приступе начальным людям давалось «государева жалованья по 300 рублев»[1223]. Положенные 300 рублей за пролитую кровь получил капитан гренадерской роты Гулицова полка Мякинин; он также вспоминал, что за успешный бой с шведским отрядом в окрестностях Нотебурга солдатам его роты было выдано по рублю «и был погреб» (т. е., видимо, им выставили вина) [1224]. За ту же победу артиллеристам, генерал-майору Я. В. Брюсу «со товарищи» были даны в награду семь шведских пушек в денежном эквиваленте 1617 рублей 5 алтын [1225]. Еще 7 медных пушек из Нотебурга, калибром от 24 до 3 ф., общим весом 480 пудов 19 фунтов, были определены фельдмаршалом «господину капитану бомбондирской роты с порутчиком и урядники и с редовыми салдаты за их труды», и таким образом сам Петр как капитан, Меншиков как поручик и другие бомбардиры-преображенцы получили из расчета по 6 рублей за пуд в общей сложности 2882 рубля 28 алтын 2 деньги [1226]. То есть артиллеристы и бомбардиры получили в награду трофейные пушки, но выдали их не «натурой», а деньгами, по определенным расценкам.

В литературе распространен эпизод, в котором М. М. Голицын, получив приказ об отступлении от стен Нотебурга, отказывается его исполнять («Скажи государю, что теперь принадлежу не Петру, а богу»)[1227]. Происхождение этой версии не вполне понятно, т. к. известные нам источники о ходе штурма ее не упоминают. Интересное развитие сюжета в виде «анекдота» о благородстве князя записал английский путешественник Кокс в конце XVIII века на основании разговоров с потомком Голицына и другими русскими дворянами. После того как Голицын объявил, что больше не подчиняется царю, но предает себя в руки Всевышнего, и штурмом взял (sic) крепость, Петр, желая вознаградить храбреца, сказал: «Проси чего хочешь, кроме Москвы и Екатерины». Михаил попросил в награду помиловать своего давнего недруга князя Репнина, разжалованного перед тем в солдаты. Таким образом, нотебургский герой завоевал доверие монарха, уважение Репнина и похвалу общества[1228]. Сегодня мы знаем, что взять штурмом Нотебург так и не удалось, что будущая царица Екатерина тогда лишь менее двух месяцев как попала в русский плен и не успела войти в жизнь Петра, а князь Репнин был разжалован в солдаты в 1708 г. после неудачи в Головчинском сражении и помилован в том же году после победы при Лесной; Нартов приписывает заступничество Голицына за А. И. Репнина к сражению при Добром[1229]. Но, несмотря на приукрашенную потомками легенду, князь М. М. Голицын среди русских военачальников Петровского времени был на самом деле выдающимся как своей храбростью, так и моральными качествами.