Пепел Атлантиды - Шеннон Мессенджер

Танцующее, потрескивающее, пожирающее мрак пламя.

За ним последовало тепло, но теперь оно шло изнутри; его становилось все больше, больше и больше, пока оно не расплавило острые осколки воспоминаний в единую массу. Мощная энергия понесла Софи вверх, выше, еще выше – так быстро и неожиданно, что она вернулась в собственное тело и заморгала, дрожа, жадно глотая воздух и ощущая, как ее голые руки стискивают чьи-то трясущиеся ладони.

Ее звали по имени, закидывали вопросами – голоса перекрывали друг друга, перемешивались в кашу из звуков.

Все, кроме одного.

Услышав его, все замолчали.

Взгляды обратились на Прентиса. Впервые за десятилетие его взгляд прояснился, стал светлым и чистым; он поморгал, и с губ, с которых раньше срывались лишь стоны, бормотания и капала слюна, слетели хриплые надтреснутые слова:

– Кажется… я вернулся.

Она исцелила Прентиса.

Не специально. Софи не заметила, что неосознанно проходит этапы исцеления.

Но… Прентис был в порядке.

Потерянный, разбитый, потрясенный.

Но не сломленный.

Он просто прижался к сыну, и они вместе рыдали, пока он не провалился в сон от слабости – в настоящий сон, успокоила их Ливви. Она перепроверила четыре раза.

А еще она заставила Кифа прочитать эмоции Прентиса, чтобы убедиться, не скачут ли они. А Тэм быстро осмотрел его теневую дымку, проверяя, держится ли она в пределах нормы.

А мистер Форкл решил проконтролировать сны Прентиса.

Он больше не рисковал своим рассудком.

Потому что она исцелила Прентиса.

Но он не поправился моментально.

В его мыслях царил беспорядок – раздробленные фрагменты смешивались в беспорядочную, бессмысленную кучу. И как бы они ни старались помочь ему разобраться, хаос никуда не делся.

– Теперь дело за Прентисом, – вздохнул мистер Форкл, присаживаясь рядом с Софи на скамью на веранде. – Только он может разобраться в своем прошлом.

Блик с Призраком уже ушли. Делла тоже. А все остальные собрались на улице, давая Вайли, Прентису и Тиргану побыть наедине и обсудить произошедшее с Сирой.

– Но он ведь вернется к нормальной жизни? – спросила Софи.

– Норма – понятие относительное, – заметил Алден. Он не сводил взгляда с леса, в котором туманная дымка сгущалась час за часом.

Он не выглядел умиротворенным, как ожидала Софи. Скорее, задумчивым.

Фитц, подойдя, обнял отца.

– Теперь у Прентиса есть его здоровье, – сказал мистер Форкл. – И сын. И возможность начать с чистого листа. После изначального надлома сознание продолжает разрушаться, поэтому за прошедшие годы все его воспоминания исчезли. Представьте, как разбиваете стекло камнем. Один удар, и вы с легкостью соберете осколки воедино. А если ударить еще раз? И еще? И еще, и еще, и еще?

В его словах не было ничего удивительного. Но от столкновения с реальностью сердце Софи сдавило.

– И мы ничего не можем сделать?

– Если надеешься на быстрое исцеление, то нет, – покачал головой мистер Форкл. – Но я думаю, что нам всем нужно завести дневники памяти с воспоминаниями о Прентисе и с тем, что мы углядели в его сознании, а еще…

– Не соглашусь, – перебил Квинлин. – Он и так потерял больше десяти лет жизни – зачем терять еще столько же, копаясь в прошлом? Ему нужно восстанавливаться и двигаться дальше.

– Почему бы не попробовать и то и то? – парировала Лин.

– Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Случившееся не изменить. – Квинлин отошел в дальний угол веранды, скользя рукой по перилам. – Мы все видели, что стало с Грейди и Эдалин после смерти Джоли – неужели вы хотите, чтобы с Прентисом произошло то же?

– Мне кажется, пока рано гадать, как он отреагирует на потерю Сиры в долгосрочной перспективе, – тихо заметил Алден. – Но я сомневаюсь, что он захочет ее забыть.

– Я ничего такого не говорил, – возразил Квинлин. – Но он и так помнит достаточно. Подробности только усилят боль. Поэтому лучше рассматривать потерю памяти, как благословление – ведь так оно и есть.

Никто не знал, что на это ответить – даже Софи. Ее убивало, что Квинлин мог оказаться прав – что лучше оставить Прентиса с обрывками воспоминаний, чем причинять ему лишнюю боль.

Она не понимала, почему при мысли об этом становится грустно – точнее, не признавалась себе, пока не оказалась вдали от настойчивой эмпатии Кифа, у себя в постели в компании одного только храпящего Игги и собственных несчастных мыслей.

Где-то глубоко внутри нее теплилась крохотная, отчаянная надежда, что секрет, вынудивший сообщить о «лебединой песне» – секрет, благодаря которому он узнал про Путеводную звезду, – каким-то образом приведет их в Сумрак.

Надежда была глупой, пустой. Но теперь она пропала, и оставалось лишь продолжать искать иголку в стоге сена.

Продолжать ходить в школу и каждый вечер слушать, что они ничего, ничего, ничего не нашли.

У них не было ответов.

Не было плана.

С каждым днем пропасть между ней и человеческими родителями увеличивалась – а «Незримые» становились все ближе к неминуемой победе.

– Я как-то видел один человеческий фильм, – обратился к ней Декс на четвертый день после исцеления, и Софи выронила учебник, который достала из шкафчика.

Она не заметила, как он подошел.

Она вообще мало что замечала. Уже несколько дней.

– Он был про чуму, которая превращала всех в зомби, – продолжил Декс, поднимая учебник. – И они шатались по улицам, гниющие такие, со стеклянным взглядом. Жуткая гадость. Зато забавно было глянуть, чего боятся люди.

– Хорошо, – проронила Софи, закрывая шкафчик. – И зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Потому что ты мне их напоминаешь – ну, без кровавых язв, конечно. Серьезно, Фитц подарил тебе коробку воздушных пудингов, а ты даже не покраснела. А еще даже не заметила, в каком виде ты весь день ходишь.

Он отлепил от ее плеча записку, гласившую: «СЛАВА КОМАНДЕ ФОСТЕР – КИФА!»

Софи моргнула.

Декс понизил голос и, убедившись, что никто не подслушивает, спросил:

– Волнуешься о родителях, да?

В горле встал ком.

– Да, хотя так нельзя.

– Почему?

– Потому что у нас столько проблем: сопоридин, например, и…

– Эй, – окликнул он и дождался, пока Софи поднимет глаза. – Никто не запрещает тебе беспокоиться о семье.

В глазах встали слезы.

– Мы потеряли очередную неделю. И я знаю, что Стиратели изменят им воспоминания – но сейчас-то им это не поможет, а ведь они наверняка страдают.