Там, где цветет полынь - Олли Вингет

– Нет, так нельзя. – Уля покачала головой, прекрасно понимая, что Рэм прав. – Варя тебе за водой пошла, а Сойка полис оформляет… Да они с ума сойдут, если мы сейчас исчезнем!

– С ума они сойдут, когда я начну обращаться в эту херню манекенную… а я начну, Ульян, ты сама это знаешь.

Уля знала. Прекрасно могла представить, какой твердой и гладкой на ощупь станет синюшная кожа Вариного Ромочки, как равнодушно он будет моргать кукольными блестящими глазами, как челюсть его начнет двигаться, будто у марионеточной обезьянки. И никто не сумеет объяснить, что с ним. Спишут на последствия приема какой-нибудь новой смеси. Повесят на Рэма ярлык подыхающего наркомана, а потом за ним приедут в ночи и заберут в туман. А Варя останется один на один со своим горем и ужасом от случившегося. Сбеги они сейчас, горе, конечно, никуда не денется, но неизвестность всегда лучше жесткой, как искусственный свет, уверенности: близкий умер от передоза, а ты даже не догадывался, что он в беде.

– Ну вот, ты сама знаешь, что так будет лучше. – Словно прочитав все ее сомнения, Рэм улыбнулся вопреки боли. – Дай я все-таки выпью эту гадость… Вдруг поможет чуток? И поехали. Поскорее. Пожалуйста.

– Но тебе же плохо, – жалобно пробормотала Уля, наблюдая за тем, как тяжело сглатывает он полынные кругляшки. – Врачи помогут снять боль. Хотя бы.

– Справлюсь сам. У меня на такой случай давно уже таблетки припасены.

– Ты же сказал, они уже не помогают?

– Обезбол, Уля. Обычный обезбол. Прихватил из больнички… был случай. Короче, продержусь дня три-четыре, а там Зинаида объявится. – Рэм уже поднимался с кровати, хватаясь за стену, но почувствовал, как сжалась Уля от его слов, и остановился. – Ну чего ты как маленькая? Представь, что у меня рак, а я никогда моря не видел. Поедем сейчас грабить наемников и воровать машины.

Уля судорожно всхлипнула, вцепившись зубами в кулак. Плач поднимался в ней ураганом. Целое оглушительное цунами боли и жалости, которую никак не выходило запрятать внутрь.

– Черт, соберись, ну пожалуйста. – Рэм жалобно улыбнулся ей, с трудом удерживаясь на ногах.

– Не черти, – прохрипела она.

– Не буду, если увезешь меня отсюда. Честное слово.

* * *

Только когда здание больницы осталось позади, Уля сумела наконец выдохнуть. Все то время, пока они выбирались наружу, вздрагивая и оглядываясь по сторонам, будто и правда собрались грабить наемных убийц из фильма, Ульяна чувствовала, как сжимает горло вина перед Варей. Ее они мельком увидели в другом конце коридора. Она стояла, повернувшись к ним спиной, и о чем-то разговаривала с врачом. И не оглянулась, даже когда Рэм запнулся и чуть было не рухнул на пол.

– Тише ты, – взмолилась Уля, подхватывая его под локоть, и Рэм зашипел сквозь сжатые зубы.

Скрипучие двери лифта никак не желали закрываться, а Варя все стояла к ним спиной в этой своей цветастой кофточке, в плотной юбке до колена, с наспех заколотыми волосами. Такая домашняя и теплая. Такая неуместная здесь, в белых равнодушных стенах больницы. Рэм не сводил с нее глаз, тяжело опершись на стенку лифта. Уле показалось, что он сейчас рванет наружу и дальше, вдоль по коридору, чтобы снова прижаться лицом к Вариному плечу, вдохнуть запах дома и уюта, который она несла с собой, как знамя, куда бы ни шла. Но двери с лязгом поползли навстречу друг другу. Когда лифт нехотя тронулся вниз, Рэм со всей силы ударил по стене кулаком и тут же скорчился от боли.

– Мы можем вернуться, – чуть слышно пробормотала Уля, старательно делая вид, что не заметила ни глаз, предательски блестевших в тусклом свете лампочки, ни спазма, прошедшего по лицу.

– Вызывай такси, – процедил он в ответ, стараясь дышать глубоко и ровно.

Получалось плохо. Как и идти по коридору, как и спускаться по низкой лестнице. Его движения становились все медленнее. Это туман набирал молочную силу.

Ульяна держалась чуть позади, старательно улыбаясь в ответ персоналу, который, впрочем, если и смотрел на них, то равнодушным, скользящим мимо взглядом. Когда человек идет по этому коридору к выходу сам и не просит помощи, есть ли смысл обращать на него внимание? Вот если бы Рэм рухнул сейчас на пол, разбрызгивая по сторонам кровавые ошметки отмирающих органов, может, кто-нибудь и спросил бы, все ли у них в порядке. Или нет. Проверять Уле совершенно не хотелось.

Они нырнули в мягкую, пахнущую химической хвоей «Ладу» цвета грязного асфальта и отправились к дому Артема. Иного маршрута Уля просто не сумела выдумать. Возвращаться в коммуналку, где Оксана либо отмывает полы от крови дяди Коли, либо дает показания полиции, не было ни желания, ни смысла. Рэму нужен был покой. А Ульяне – тишина и время на то, чтобы обдумать все случившееся за последние часы. И решить, что же делать дальше.

Им подозрительно везло. Мамы у дома не оказалось. Безлюдный двор сковало морозцем. Когда Уля выбралась из машины, отдав таксисту остатки сдачи, полученной с утра, Рэм уже присел на низкую лавочку. Он задрал голову, всматриваясь в низкие серые тучи. Ульяна тихонько присела рядом.

– Сейчас передохнешь, и будем подниматься. Осилишь второй этаж?

– Тихо, – махнул он рукой, закрывая глаза. – Слышишь?

Уля прислушалась. Ветер нес по двору шелестящий пакет, по дороге за домом проехала тяжелая машина, загремела на переходе и скрылась за поворотом. У соседнего подъезда нервно говорила в трубку женщина средних лет. Где-то на верхнем этаже хлопала на ветру форточка.

Не понимая, о чем речь, Уля потянула Рэма за рукав куртки.

– Ты замерзнешь, пойдем.

– Тихо, – шикнул он снова. Губы расползлись в слабой улыбке, нижняя чуть отставала от верхней, и Уле стало совсем уж тяжело дышать от щемящей жалости. – Сейчас пойдет снег. Неужели не слышишь?

Он облокотился на деревянную спинку лавочки, вытянул ноги и замер. Его дыхание наконец выровнялось, он больше не хрипел и не ежился. Помогли ли полынные таблетки, наспех проглоченные в палате, или сам побег из белоснежного плена больницы подействовал так оживляюще, но Рэму определенно стало лучше. Поэтому Уля не стала спорить, а только прижалась к его боку, надеясь поделиться крохами тепла, и притихла, вдыхая сухой морозный воздух.

А тучи тем временем опустились совсем низко. В них не было ни грозовой синевы, ни тоскливости затяжного дождя. Они несли в себе снег. Теперь и Ульяне казалось, что она слышит его нетерпеливый шепот, поскрипывание острых краев снежинок, бормотание и мольбу земли, уставшей от осенней грязи, жаждущей сна и спокойствия.

Первая снежинка сорвалась с неба и медленно спланировала на Улино колено, но тут же растаяла, впитываясь в ткань заношенных джинсов. Осталось маленькое темное пятнышко. Рэм осторожно прикоснулся к нему пальцем.

– Ну вот, видишь… я же говорил! – Он улыбался, ни капли не стесняясь своей детской радости. – Мы с мамой всегда выходили слушать первый снег… Она говорила… черт! Да какая разница, что она говорила? Главное, вот – снег выпал. Мы до него дотянули. Есть что отметить. Не море, конечно, но и о нем можно потрепаться на небесах.