На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рего не стал преследовать его, он повернулся к сторонникам Ижи и Вагха. Они стояли рядом, опираясь на палицы. Решительность и сила Рего произвели на них впечатление, но не испугали их. Ури угрюмо сверкнул глазами:
— Рего и Тощий Лок победили сыновей Урбу, но им не победить всех ланнов.
Рего крикнул:
— Вы больше не ланны!
В неуловимо быстром выпаде — немногие из ланнов умели так внезапно наносить удар! — Рего ткнул палицу в голову Ури и тут же широко размахнулся. Остальные воины шарахнулись в стороны, устрашенные мощью вождя, но их было больше, чем сторонников Рего, и вскоре они пришли в себя. Кровопролитие началось. Из-за реки сюда уже спешили Ижи и Вагх. Они не считали себя побежденными.
Битва разгорелась, дикая, беспощадная. Племя раскололось на две части, и одна стремилась уничтожить другую.
Камень, пущенный женой Ижи, едва не угодил в голову Рего. Жены Ижи и Вагха первые, как тигрицы, бросились на воинов Рего, увлекая за собой мужчин. Отбиваясь от врагов, Рего увел своих людей к обрывистому склону холма. Здесь, укрываясь за камнями, легче было сдерживать разъяренных воинов Ижи и Вагха. Их напор стал бешеным, когда братья снова ринулись в битву.
Долго противостоять им воины Рего не могли. Они были обречены на гибель и лишь отдаляли неизбежный миг. Они упорно защищались, а смерть так же упорно поражала сражающихся как в одном стане, так и в другом. Даже дамы не могли произвести такие опустошения в рядах воинов-ланнов, какие теперь производил раздор. Сам Рего был ранен, но продолжал сражаться и уводить своих людей вверх по каменистому склону.
На узкой площадке за большим камнем Рего отдышался. С ним и Локом было четверо воинов, а против них сражались одиннадцать, и эти одиннадцать упорно приближались к ним.
Рего дал знак своим людям — все шестеро уперлись руками в камень. Огромная глыба оторвалась от площадки и обрушилась на воинов Ижи и Вагха, сокрушая их одного за другим и увлекая за собой новые камни. Шум падающих камней смешался с криками погибающих ланнов. Сам Рего, еле удержавшийся на площадке после падения глыбы, с беспокойством наблюдал за этим неистовством смерти.
Уцелел лишь Вагх и четверо воинов — остальные, в их числе Ижи, били раздавлены камнями.
Рего крикнул:
— Духи предков против вас! Вы — не ланны!
Женщины и дети с ужасом смотрели на это побоище. Победители спустились вниз и погнали уцелевших врагов к реке. Вагх хромал, его воины были почти безоружны. У воды двое из них пали с проломленными черепами, остальным Рего позволил уйти.
Уже на противоположном берегу Вагх оглянулся — все ланны видели, о чем говорил его взгляд: Вагх еще вернется и отомстит за смерть брата; он будет, как тигр, ходить вокруг пещеры, пока не убьет Рего. Это был взгляд уже не безрассудного молодого война, а мужчины, не теряющего понапрасну слов.
Рего знал, как ослабить ярость сына Урбу. Он швырнул на землю жен Ижи и Вагха и крикнул так, чтобы Вагх и его воины слышали каждое слово:
— Вы нарушили закон племени! Вы бросали камни в своих соплеменников — ланны изгоняют вас и всех других женщин, какие нарушили закон!
Никто не смел возразить ему. Он был непобежденный вождь, доказательством его мощи были распластавшиеся на земле воины. Они бросили вызов вождю и были уничтожены им. Окровавленный, полный решимости сломить любое сопротивление себе, он сейчас даже мужчинам внушал страх.
Жены Ижи, Вагха и их недавних сторонников вместе со своими детьми покидали становище племени. Двое сыновей Ури, с ненавистью взглянув на Рего, ушли вслед за матерью. Некоторые из женщин молчаливо просили Рего о снисхождении к ним. Он не настаивал на их изгнании: пусть остаются — чем больше будет женщин, тем быстрее племя восстановит свои силы. Когда из похода возвратятся воины Руна, оно окрепнет вновь. Племя не погибнет, если в нем будут здоровые женщины и сильные мужчины.
Ну а что станет с изгнанниками — последуют ли голосу разума или зову мести, выживут ли в борьбе за жизнь или сгинут в пучине безрассудства, — это будет зависеть от них самих.
К ланнам опять пришли трудные времена.
Сами победители чувствовали себя ненамного лучше изгнанников. Междоусобный раздор обескровил племя, изгнал из становища радость. Потрясение было слишком сильно. Кровавое зрелище неотступно стояло перед глазами женщин и детей. Насилие, казалось, окончательно восторжествовало над ланнами, помутило их разум и чувства. Никто больше не говорил мудрых слов, даже самые опытные воины не смели возражать Рего. В пещере и у костров поселилась настороженность и страх. Предки не зря предостерегали ланнов от единовластия: беды, как дремучие леса, окружили племя. Даже во времена Урбу ланны не переживали такого отчаяния, как теперь. Разум склонился перед насилием, которое зрело внутри племени, и в конце концов проложило себе кровавую тропу. Обычно сдержанный и мудрый, Рего вдруг ужаснул соплеменников своей жестокостью. Впрочем, мало что изменилось бы, если победили сыновья Урбу.
Насилие оживило беды, сделало ланнов угрюмыми и злыми, обернулось против них самих.
Ланны притихли, ожидая новых несчастий. Рего единолично распоряжался соплеменниками, и отныне никто не посягал на его власть.
Один Лок держался независимо. В темных глазах анга порой вспыхивала мысль, тревожащая соплеменников и, как пламя, обжигающая его самого. Предки наделили Лока особой силой, возвышающей его над соплеменниками. Он взглядом подчинял себе многих мужчин и покорял их жен. Помня тайные советы Луху, он нередко сопровождал свои действия танцами анга. Изгоняя из соплеменников недуги, он все крепче привязывал к себе ланнов и постепенно пришел к мысли о том, чтобы соединить в себе могущество анга с властью вождя.
Лок понимал, как опасен и трудноосуществим этот замысел. Предки завещали ланнам беречься единовластия, а он, мечтая о единоличной власти над племенем, тем самым шел наперекор им. Разумнее было бы, пока не поздно, подавить в себе опасную мысль — ведь даже Рего нелегко удается быть единоличным вождем. Но такова уж логика властолюбия: тот, кто стремится к неограниченной власти, непременно теряет рассудок. Тощему Локу уже трудно было отказаться от своего замысла, он слишком долго вынашивал его. Он до сих пор не забыл позора и унижений, на которые некогда его обрекали ланны, и
