Солнечный свет - Робин Маккинли

Бо был вампиром-владыкой. Он мог убивать вампиров своим взглядом. А обычных людей – буквально испепелять. Притом глаза у него были бесцветные. Это я сказала? Никогда не думала, что зло не имеет цвета, но это так. Если ежедневно копить на кого-то злобу, эта злоба утрачивает цвет. Зло – это как забытье, растворяющее все.

Я поднималась наверх, окруженная пламенем. Но это было не то пламя, которого он ожидал. Световая сеть вспыхнула, как фитиль бомбы: тонкие языки огня заструились по моим рукам, пробежали по плечам, лизали нити световой сети, плясали по груди – цепочка на шее тоже вспыхнула добрались до головы; я чувствовала, как волосы встают дыбом, колышутся в огне; или, возможно, сами превратились и огонь – вот уже пламя сбегает вниз по моей спине, ягодицам, ногам. Теперь в глаза Бо смотрел огонь.

Я пылала. Поставила одну горящую ногу на первую ступень пьедестала, шагнула дальше. По-прежнему глядя в глаза Бо.

Я не увидела, но почувствовала, как вампиры соскользнули со ступеней и бросились на Кона. Не знаю, видели ли они меня, охваченную пламенем, или нет; не знаю, способен ли вообще кто-либо увидеть такое пламя, даже вампир.

А если они и видели пылающую световую сеть, то, вероятно, приняли ее за магию своего хозяина, которой он надежно меня спеленал, так что им в это время можно было сосредоточиться на Коне. Но Бо приготовил для меня нечто иное – когда я карабкалась к нему по ступеням, в его глазах я видена отражение того, что происходило у подножия пьедестала за моей спиной. Я видела, как вампиры повалили Кона на пол. Те, кто ждал на ступенях пьедестала, были, вероятно, шитой, а группа встречающих на дальних подступах – просто пушечным мясом; кроме того, как я уже сказала, не знаю точно, могут ли вампиры устать, но исчерпать свои силы могут. Теперь, охваченная пламенем (я даже слышала его треск), я подумала, что Кон, должно быть, дал мне больше своей силы, чем я предполагала, чтобы я могла сюда добраться. Больше, чем было допустимо. А это значит, что я должна…

Я видела, как один из вампиров склонился над лежащим телом: пасть разинута, клыки блестят. Кон рванулся и привстал, но его тут же опять придавили к полу. Другой вампир деликатно расстегнул то, что осталось от рубашки Кона, нанес удар в грудь…

Я видела, как его пальцы нырнули под грудину Кона, нащупывая сердце.

Не могу сказать, чтобы я сознательно приняла такое благородное решение: раз уж ничем не могу помочь товарищу, то должна хоть довести до завершения начатое. Я не думала о том, что если мне это удастся прежде, чем я сама умру, то значит, и гибель Кона будет не напрасной. Я просто шла по ступенькам. Между мной и Бо не могло быть и поединка сила на силу, потому что он сильнее по определению. И он собирался остановить меня прежде, чем я до него доберусь.

Мне оставалось два шага до площадки, где как на троне восседал Бо, но эти два шага я уже не могла сделать.

И все же я по-прежнему не могла видеть, как погибает Кон. Не могла.

Подумай о булочках с корицей. О пекарне в «Чарли». Почувствуй тепло горячего теста под руками и жар, исходящий от духовки. Вспомни, как Чарли засучивает рукава, как мама приходит в контору и сначала включает ноутбук, и только потом снимает пальто. Подумай о Мэле в соседней кухне. Подумай о Пате и Джессе, сидящих за их любимым столиком, о Мэри, наливающей им горячий кофе.

Подумай о миссис Биалоски и ее клумбе, о Мод, сидящей напротив.

И на мгновение я их увидела, миссис Би и Мод. Они сцепили руки над столом, и лица их были так суровы, так напряжены и так страшны, как будто они вот-вот получат известие о чьей-то смерти. Известие, которое не будет неожиданностью. Затем миссис Би подняла глаза и посмотрела прямо на меня, и Мод посмотрела в ту же сторону. Их взгляды встретились с моим.

Стоя между ними, я, кажется, увидела Мэла. Он протягивал ко мне руки, и с них слетали языки пламени, как будто его татуировки превратились в световую сеть.

Я сделала два последних шага. Бо был прямо передо мной.

Но я не могла к нему прикоснуться, не могла даже попытаться к нему прикоснуться. Слова «монстр» было здесь недостаточно. Да и каким словом вообще можно описать вампира четырехсот лет от роду, который за эти несколько столетий перепробовал все возможные злодеяния только для того, чтобы взяться затем за изобретение невозможных? Его плоть не была плотью; это была вязкая слизь, удерживающая форму только благодаря силе его злобы. Его голос – это манифест злых сил, ведь у него нет ни языка, ни гортани, а его глаза – само зло: по-своему безупречные и оттого нереальные.

Я знала, что если коснусь его, то обращусь в нечто подобное.

Шрам на моей груди раскрылся, и наружу хлынула отравленная кровь.

Я замерла. Прекратила попытки. Но Бо сделал ошибку. Он засмеялся. Я дотянулась до левого кармана и вынула талисман дневного света. Я не смотрела на него, но чувствовала в руке крохотный кусочек солнца. Листва на моем дереве шелестит – «с-с-с-сделай» – олениха поднимает голову, чувствуя приближение смерти, видя, как она подбирается к ней. Бо засмеялся – и я бросила амулет в бесформенную дыру, которая должна была обозначать его рот. За брошенным талисманом тянулся тонкий огненный шлейф, как будто это была стрела с привязанной к ней веревкой. Рот захлопнулся с хлюпающим звуком. То, что оставалось от Бо в реальном мире, задрожало и стало уязвимым, как только его воля и внутренняя сила от неожиданности ослабли.

Неожиданность и боль. Огонь – мой огонь – побежал по его лицу и глазам.

Нет, нет, не могу говорить…

Ведь он так долго был силен, зол и бессмертен, а я – живой человек, и мой век так краток. Огонь дрогнул и начал затухать. Его лицо скорчилось в гримасе: он пытался заговорить.

Ш-ш-ш…

Шипение? Мне уже приходилось слышать шипение Кона – вампиры могут шипеть. Этот звук отвратителен, даже когда его издает обыкновенный вампир; не дай вам бог встретиться с обыкновенным вампиром. Когда его издавал Бо, это было куда хуже – все, что делал Бо, было куда хуже. Но было ли это шипением? Или это была его попытка произнести мое имя?

Я снова была на озере, где все это началось. Дом был освещен солнечным светом. Волны накатывали на берег. Я Впервые слышала голос моего дерева: О дааа… Возможно, олениха стояла в лесу и смотрела сквозь ветви на дом в поисках тихого места, где можно подремать до захода солнца.

– Борегард! – крикнула я. – Я уничтожу тебя!

Я погрузила руки в болото его груди и вырвала сердце.

Небо падало. Так. Понятно. Небо не может падать – значит, я мертва. Чувствовать себя мертвой было неплохо. Даже как-то комфортно, что ли. Облегчение. Означало ли это, что у меня получилось? Получилось что? Ведь я отчаянно пыталась что-то сделать… не помню…

– Светлячок…

Почему бы тебе не оставить меня в покое? Здесь так шумно. Лучше бы мне не слышать, как произносят мое имя. И я не буду слушать никого, кто произносит мое имя. Поэтому убирайся, чтоб тебя. Я не хочу быть здесь, не хочу дрожать в этом зараженном теле. Мои руки… мои руки прикоснулись к… я не буду этого помнить.