Повелитель желания - Николь Джордан

Махмуд долго молчал, и Алисон прикусила губу, пытаясь справиться с нетерпением.

— Махмуд, пожалуйста, ты должен сказать мне.

— Повелитель здесь по поручению султана арабов Абдель Кадера.

— И зачем именно?

— Я всего лишь слуга и не могу говорить за господина.

Махмуд, очевидно, не намеревался ничего ей рассказывать, но Алисон не думала сдаваться. В конце концов ей удалось вытянуть из мальчика, что Джафар приехал обсудить условия ссылки низвергнутого вождя. Он представился французским властям как Николас Стерлинг, внук герцога Морлендского.

Алисон в ужасе и смятении уставилась на Махмуда, не зная, что предпринять. В надежде помочь султану Джафар скрыл свое берберское происхождение, очевидно, считая, что громкое имя и связи в самых высоких английских кругах будут способствовать облегчению участи Абдель Кадера. Но даже в европейской одежде Эрве сможет легко узнать берберского воина, похитившего Алисон и едва не убившего его самого. И тогда полковник отдаст в руки французских властей одного из их злейших врагов.

Алисон задрожала от страха. Необходимо немедленно найти Эрве и помешать ему увидеть Джафара.

Бросив несколько слов Махмуду и приказав ему ждать, Алисон повернулась и решительно вошла в дом, где дядя Оноре как раз прощался со знакомым. Проскользнув мимо удивленного дяди, Алисон вновь вошла в кабинет Эрве, но его там уже не было. Адъютант вежливо объяснил, что полковник проводит совещание с важными правительственными чиновниками и его нельзя беспокоить.

Вместе с дядей Оноре она вышла на улицу и обнаружила, что в довершение всего Махмуд и лошади исчезли. Она хотела поискать его, но Оноре решительно воспротивился, и девушка не осмелилась возражать дяде. До сих пор он не возражал и не выдавал Джафара, но вряд ли и дальше будет молчать, узнав, что появилась возможность отдать похитителя в руки правосудия.

И, вместо того, чтобы протестовать, Алисон нехотя отправилась домой. Она не могла ни есть, ни спать, не находила себе места и каждую минуту боялась услышать новость о поимке свирепого вождя берберов, ее бесстрашного возлюбленного.

Те же самые мысли не давали покоя Джафару. Он рисковал быть узнанным, но должен был участвовать в переговорах, поскольку не мог иначе. Если существовала хотя бы малейшая возможность повлиять на судьбу султана, необходимо ею воспользоваться. Поэтому Джафар участвовал в совещании, созванном его высочеством, герцогом Д'Омалем, полный решимости использовать влияние своей семьи и собственное положение, чтобы воздействовать на общественное мнение.

Однако Джафар в любую минуту ожидал ареста и даже успел свыкнуться с этой мыслью. Он почти не сомневался, что полковник Бурмон его узнает, и был готов к последствиям — потом, когда переговоры завершатся. По мнению Джафара, обвинения против него не будут столь ужасными. В конце концов, свидетелей обвинения, кроме полковника, нет. Однако сейчас всякие случайности весьма нежелательны, иначе дело крайне усложнится и он не сможет ничего сделать в защиту султана.

Джафар точно определил мгновение, когда полковник узнал в англичанине Николасе Стерлинге берберского вождя, похитившего невинную молодую женщину и использовавшего ее, чтобы заманить французскую армию в глубь пустыни, где была устроена настоящая бойня.

Они сидели на противоположных концах длинного стола, но Джафар чувствовал пристальный, неотрывный взгляд полковника во время вступительного слова генерал-губернатора и позже, когда Николас Стерлинг встал, чтобы обратиться к собранию.

Произнеся несколько слов, он заметил, как лицо полковника застыло, а потом медленно потемнело от гнева. Однако он не вскочил и не указал на Джафара обличающим перстом. По правде говоря, Бурмон не шелохнулся, возможно, потому, что предпочитал не вмешиваться в происходящее. Благодарный за отсрочку, Джафар заставил себя успокоиться и сконцентрировать все внимание на обсуждаемой теме, хотя знал, что конфликт с полковником еще далеко не разрешен.

Джафар был немало потрясен, обнаружив, что смертельный враг встал на его сторону в вопросе о судьбе Абдель Кадера. Он тоже требовал снисходительности и милосердия к низложенному властителю, и, подобно Джафару, предпочитал всякому, более суровому наказанию ссылку. Герцог внимательно выслушал мнение каждого, прежде чем принять решение. Когда переговоры были завершены, Джафар почувствовал, что добился самых лучших условий, на которые мог рассчитывать. Абдель Кадера привезут во Францию, где сам король решит его судьбу.

Военные и правительственные чиновники начали расходиться, и Джафар тоже поднялся, но тут за спиной раздался резкий голос:

— Могу я поговорить с вами наедине, месье?

Обернувшись, Джафар встретился взглядом с темными суженными глазами полковника. Оставалось лишь последовать за де Бурмоном в его канцелярию. Однако Джафар заметил полдюжины вооруженных младших офицеров, следовавших за ним на почтительном расстоянии. По-видимому, полковник не хотел рисковать побегом мятежного бербера.

Однако на этот раз, по всей вероятности, не предстояло ни стрельбы, ни поединка. Полковник предложил Джафару стул и стакан кларета, прежде чем нерешительно спросить:

— Или предпочитаете более крепкие напитки?

— Иногда, — ответил Джафар, поднося стакан к губам. Странный на первый взгляд вопрос полковника лишь подтверждал его подозрения: Бурмон знал, кто перед ним, иначе не стал бы интересоваться, позволяет ли ему религия употреблять спиртное.

Оба молчали. Джафар наблюдал за полковником, пытаясь скрыть удивление. Он привык к презрению и высокомерию французских чиновников, считавших себя гораздо выше мусульман и силой принуждавших покоренный народ выполнять чуждые ему законы и правила.

Однако полковник, казалось, был далек от всего этого. Джафар настороженно выжидал, пока Бурмон устроится рядом, в большом мягком кресле.

— Если беспокоитесь относительно того, что я могу разоблачить вас, — сказал наконец Бурмон, — то не стоит. Я действительно узнал вас, но намереваюсь придержать язык… по двум причинам. В тот день вы пощадили меня, а такое не забывается. Не могу я отплатить предательством за ваше великодушие и отдать вас в руки военного трибунала, почти на верную смерть.

Джафар долго молчал, обдумывая слова полковника, прежде чем ответить:

— Никто не осудил бы вас за подобный поступок.

— Я сам осудил бы себя строже любого суда. Ни один настоящий мужчина не способен на подобное. Поверьте, месье, я у вас в вечном долгу.

— Понятия «вечно» на земле не существует.

— Возможно.

Вновь последовало долгое молчание, в продолжение которого полковник и Джафар рассматривали друг друга.

— Но вы, кажется, говорили о двух причинах? — спросил наконец Джафар.

— Да, но прежде я хотел бы задать вам вопрос. Почему вы не убили меня, когда представилась возможность? Вам, кажется, немалых трудов стоило заманить меня в пустыню, чтобы наконец отомстить сыну генерала, приказавшего убить ваших родителей. И добровольно лишиться возможности сделать то… Признаюсь, что сгораю от любопытства.