Becoming. Моя история  - Мишель Обама

Подруги всегда возвращали меня к жизни. Они исправляли мое настроение каждый раз, когда я была подавлена, расстроена или подолгу не видела Барака. Они придавали мне уверенности, когда все вокруг меня осуждали, когда всё, начиная от цвета лака для ногтей и заканчивая размером моих бедер, разбирали на публике. И они помогли мне пережить большие тревожные волны, которые иногда накатывали без предупреждения.

В первое воскресенье мая 2011 года я отправилась ужинать с двумя подругами в ресторан в центре города, оставив девочек на попечении мамы и Барака дома. Выходные выдались особенно насыщенными. У Барака в тот день намечался шквал совещаний, и мы провели вечер субботы на ужине для Ассоциации корреспондентов Белого дома, где Барак отпустил несколько остроумных шуток по поводу знаменитого шоу Дональда Трампа Celebrity Apprentice и его теориях о месте рождения Барака. Я не видела Трампа со своего места, но он присутствовал. Во время монолога Барака новостные операторы нацелили на Трампа камеры: он просто закипал под своей каменной маской.

Воскресный вечер получался, как правило, спокойным и свободным. Девочки обычно уставали после целой недели занятий спортом и непрерывного общения. Барак, если ему везло, иногда мог попасть на дневной раунд гольфа на поле военно-воздушной базы «Эндрюс» и немного расслаблялся.

Я вернулась домой около 10 часов. Как и всегда, у двери меня встретил дворецкий. Уже в тот момент я могла сказать, что что-то происходит, почувствовав ненормальный уровень активности на первом этаже Белого дома. Я спросила дворецкого, знает ли он, где президент.

«По-моему, он наверху, мэм, – сказал служащий, – готовит обращение к нации».

Так я и поняла, что это наконец свершилось. Я знала: момент уже близко, но не знала точно, как именно все будет. Последние два дня я пыталась вести себя совершенно нормально, притворяясь, будто не знаю, что вот-вот должно произойти что-то очень опасное и важное. После нескольких месяцев сбора информации на высоком уровне и недель тщательной подготовки, после брифингов по вопросам безопасности, оценки рисков и вынесения окончательного решения, в 7000 милях от Белого дома, под покровом темноты, элитная команда морских котиков США штурмовала таинственный комплекс в Абботтабаде, Пакистан, в поисках Усамы бен Ладена.

Когда я была в коридоре, Барак вышел из нашей спальни. Он надел костюм с красным галстуком, в Бараке бурлил адреналин. Барак уже несколько месяцев находился под давлением этого решения.

– Мы взяли его, – сказал он. – И никто не пострадал.

Мы обнялись. Усама бен Ладен мертв. Никто из американцев не погиб. Барак пошел на огромный риск, который мог стоить ему президентства, но все получилось хорошо.

Новость уже разлетелась по всему миру. Люди заполонили улицы вокруг Белого дома, высыпали из ресторанов, гостиниц и жилых домов и огласили ночной воздух радостными криками. Громкий, ликующий шум разбудил Малию. Толпу было слышно даже через баллистические стекла окон, предназначенные для того, чтобы оставлять все звуки снаружи.

Но в ту ночь не было никакого «внутри» или «снаружи». Люди вышли на улицы в разных городах и странах под влиянием внезапного желания оказаться рядом с другими. Мы все были связаны друг с другом не только патриотизмом, но и общим горем 11 сентября, и годами волнений, что нас атакуют снова.

Я подумала о каждой военной базе, которую когда-либо посетила, о солдатах, которые пытались оправиться от боевых ран, о тех, кто отправлял своих родных так далеко для защиты страны, о тысячах детей, потерявших родителей в тот ужасный, печальный день. Я знала, что ни одну из этих потерь уже невозможно восполнить. Ничья смерть не заменит жизнь. И я не уверена, что чья-то гибель вообще может быть поводом для праздника. Но в ту ночь Америка отмечала свое освобождение. Мы выстояли.

23

Время постоянно петляло и прыгало так, что его было невозможно отследить или измерить. Каждый день переполняли события. Каждые неделя, месяц и год, проведенные в Белом доме, были забиты до отказа. В пятницу я с трудом вспоминала, как прошли понедельник и вторник. Иногда садилась ужинать и задавалась вопросом, где и что я ела на обед. И даже сейчас это не всегда просто. Скорость слишком велика, а время для размышлений – ограничено. Еще до полудня я могла провести два официальных мероприятия, несколько встреч и фотосессию. Иногда я за день посещала несколько штатов, или говорила с 12 000 людей, или прыгала вместе с четырьмястами детьми на Южной лужайке, прежде чем облачиться в элегантное платье для вечернего приема. В дни, свободные от официальных дел, я заботилась о Саше и Малии, а затем возвращалась «наверх» – к прическам, макияжу и гардеробу. Снова в водоворот общественного внимания.

Когда подходил срок переизбрания Барака в 2012 году, я не могла позволить себе отдых. Я все еще зарабатывала хорошее к себе отношение. Я часто думала о том, чем и кому я обязана. Я была частью истории, но не истории президентов или первых леди. Я никогда не принимала историю Джона Куинси Адамса[171] так близко к сердцу, как историю Соджурны Трут[172]. Жизнь Вудро Вильсона[173] никогда не трогала меня так, как жизнь Гарриет Табмен[174]. Борьба Розы Паркс[175] и Коретты Скотт Кинг[176] была мне ближе, чем борьба Элеоноры Рузвельт[177] и Мэйми Эйзенхауэр[178]. Я была частью их истории так же, как частью истории мамы и бабушек. Ни одна из этих женщин не могла представить себе жизнь, подобную моей, но они верили, что их настойчивость в конце концов даст плоды для кого-то вроде меня. Я хотела, чтобы мир видел во мне их отражение, хотела прославлять их жизни своей.