Корректировщики - Светлана Прокопчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Илья, я через три минуты буду у тебя, — сказала Оля в трубку, удивленно переспросила: — Занят? Мы ж договаривались… Знаешь, Моравлин, ты мне надоел со своими капризами! У тебя семь пятниц на неделе! Это кому надо — тебе или мне?… Ах, тебе не надо?! Мне?!. Что-о?! Слушай, да пошел ты к черту с такими претензиями!
Сунула телефон в карман, повернулась и пошла прочь, забыв про Цыганкова. Направилась к посадочной станции, тут же подошла маршрутка. Оля села в нее и уехала. Цыганков глядел ей вслед и всей шкурой ощущал, как медленно рвется некая ткань, рвется с треском, с болью, с криком… Уши этого крика не слышали. Цыганков сжал виски ладонями, заскрипел зубами.
Он разорвал корректировочную связь.
Встал и поплелся к Лильке, выполнять данное ей обещание.
— Ты подлец, — внезапно сказал за спиной Моравлин.
Цыганков вздрогнул всем телом, уронил вниз чашку с недопитым кофе. Чашка летела, ее сопровождала цепочка разнокалиберных капелек выплеснувшегося кофе. У края чашки капли были побольше, к концу цепочки они равномерно уменьшались, а сама цепочка закручивалась по эвольвенте… Чашка долетела до асфальта, разлетелась множеством фарфоровых искр. Цыганков решился обернуться.
Моравлина не было.
За его спиной работал телевизор, там выясняли отношения два придурка в мушкетерской форме. Голос одного из них был похож на моравлинский.
“Да, я подлец”, — подумал Цыганков. Очень точное определение. Самый настоящий антикорректор. Не такой, какие чистят Поле от мертвых потоков. Такой, какие лгут, подличают, убивают. Дерьмо.
На балкон вышла Лилька:
— Я готова. Идешь?
Цыганков посмотрел вниз. Там рассыпалась по асфальту фарфоровая чашка. Осколки разлетелись далеко в стороны. Осколки разорванной им корректировочной связи тоже разлетелись в стороны.
— Лиль, я, наверное, был с тобой мерзавцем, да?
— С чего ты взял?
— Просто. Знаешь, прости меня за все, что я тебе сделал плохого. Если сможешь.
У Лильки широко раскрылись глаза. Цыганков сел на перила балкона спиной к улице, качнулся и полетел вниз. И даже не увидел — услышал кожей, как заходится в страшном крике Лилька.
* * *
30 апреля 2084 года, воскресенье
Селенград
От размышлений оторвал телефонный звонок. Илья ткнул в клавишу. Комнату заполнил пугающе холодный голос Царева:
— Только что из второй градской звонили. Цыганков выбросился из окна квартиры своей подружки. Она на твоей улице живет. Двенадцатый этаж. Сломан позвоночник, обе ноги, правая ключица, сотрясение мозга средней тяжести, множественные рваные раны — падал сквозь крону дерева, — травмы внутренних органов. Сейчас в реанимации, в сознание не приходил. Врачи говорят, проживет еще максимум сутки. По нашим данным, причиной самоубийства стало психоэнергетическое истощение после жесткой блокады.
Илья тяжело осел на стул, хрипло выдавил:
— Кто его так?
Царев долго молчал, потом решился:
— Илюха, его убил ты.
* * *
17 июня 2084 года, суббота
Селенград
Декан Паничкин ворвался в аудиторию, едва не сбив с ног Добровольскую. Не обратив внимания на преподавательницу, обратился к студентам:
— В группе есть кто-нибудь, умеющий писать от руки?
Оля неуверенно посмотрела на Наташу. Вроде бы напрашиваться нехорошо, но к теормеху они обе не были готовы. Потому обе подняли руки. Декан обрадовался, принялся уточнять, чем именно они пишут — маркером или стилом, и приходилось ли писать по бумаге. Наташа научилась писать на первом курсе — пример подруги оказался заразительным.
Паничкин привел девушек в деканат, попутно объяснив, что произошло. Оказалось, его секретаршу вызвали дежурить в приемную комиссию, а Паничкину приспичило взять на сегодняшнюю защиту уже заполненные корочки дипломов. Обычно их заполняли и вручали после того, как пройдет защита, а то получится, что диплом выписали, а студент провалился и остался на второй год. Но сегодня был первый день, защищались сразу двадцать человек, и Паничкин загодя знал, что защитятся все. Решил устроить праздник.
У Оли немного дрожали руки. Сегодня защищался Илья. Они не виделись месяц и три недели, он не звонил, Оля тоже. Поссорились из-за ерунды, как обычно. Договорились, что Оля придет к нему верстать его диплом, и не вышло. Тут еще Цыганков всяких гадостей наговорил. В общем, Илья Оле заявил, что она сама набилась ему помогать, а он ее вроде как пожалел. Она психанула и послала его к черту.
А на следующее утро Павел рассказал такое, что Оля чуть не отравилась от стыда.
Илью выгнали из Службы. За убийство. В тот день между ним и Цыганковым что-то произошло — наверное, потому Цыганков и попытался отыграться на Оле, — и Илья его заблокировал. Перестарался, и в результате Цыганков покончил с собой. На самом деле он выжил, но лучше бы помер: остался безнадежным инвалидом. А Илье вменили в вину, что он поддался личным эмоциям, а потому не может работать в организации, где все живут строго по рассудку. Для него, конечно, это был страшный удар. И еще страшней он будет, если Цыганков накатает заявление в прокуратуру. Тогда Илья еще и под суд пойдет. Звонить, чтоб посочувствовать, Оля боялась. Тем более, что она видела его с какой-то девчонкой, причем вряд ли это была просто знакомая: Илья обнимал ее за талию. Вот она ему пусть и сочувствует.
Конечно, Оля всей душой рвалась на его защиту. Для нее это был последний шанс увидеть его. Последний шанс, последний раз. Потом он улетит на Венеру, и больше никогда в жизни они не встретятся.
— Как ты думаешь, что будет, когда Илья увидит меня в зале?
Наташа пожала плечами:
— Наверное, обрадуется. Всегда приятно, когда тебя поддерживают. Тем более, что вы же не враги.
— Ох, я уже не знаю. Я никогда не знаю, что он сделает и как отреагирует.
Паничкин пришел, когда девушки заканчивали оформление документов. Втроем пошли в первый корпус, в конференц-зал. Там он устроил своих временных помощниц за боковым компьютером, шепотом объяснив, что требуется. Во-первых, следить за уровнем видеозаписи: защита полностью писалась на диск. Во-вторых, оформлять документы: вносить оценки за проекты в базу данных и во вкладки к диплому. В-третьих, регистрировать все пояснительные записки и другие материалы, сопровождающие выступление.
Первой защищалась девушка из В-4011. Она страшно волновалась, заикалась, краснела и под конец едва не заплакала. А за ней в зал вызвали Илью.
Он увидел Олю сразу. И на радость по поводу встречи рассчитывать не приходилось: его аж перекосило. Побагровел, сжал губы и в сторону Оли не посмотрел больше ни разу. Она не возражала, в конце концов, это же защита, а не свидание. Сейчас он в своем праве.