Крестьянский бунт в эпоху Сталина - Линн Виола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воровство достигло таких масштабов, что крестьяне начали обворовывать друг друга. Согласно донесениям, «массовые хищения собственности» колхозных работников происходили на Нижней Волге, на Северном Кавказе и в других районах страны{1096}. Сообщалось, что многие крестьяне, опасаясь грабежа, страшились оставлять свои дома, даже выходя на работу в поле{1097}. В последние месяцы 1933 г. ситуация ухудшилась настолько, что из разных концов страны стали поступать сообщения о случаях совершения самосудов над грабителями. В одном из таких случаев крестьяне избили двух колхозников за то, что те украли несколько картофелин{1098}. В другой раз члены колхозной администрации и один из колхозников, который, вероятно, мог быть мужем осужденной, поскольку носил ту же фамилию, учинили самосуд над женщиной. Из-за того, что та украла несколько картофелин, они облили ее чернилами и выставили на всеобщее посмешище, а затем заперли в подвале{1099}. Новая моральная экономика превратила крестьян в воров, а голод и дефицит заставили их ополчиться друг на друга из-за корки хлеба.
Во многих районах кражи совершались в тайном сговоре с представителями местных властей, прежде всего колхозного руководства, большинство из которых к тому времени являлись выходцами из крестьян. Власти именовали это местничеством (следованием местным интересам), а в большинстве случаев — вредительством, саботажем или проникновением кулаков в управленческий аппарат. Образование в 1933 г. политотделов МТС и совхозов стало следствием осознания невозможности положиться на местных партийцев{1100}. Несмотря на то что иногда действительно имели место кражи, в период голода местные власти, как и их избиратели, старались сдержать натиск центра, отстоять свои интересы и выжить. Согласно донесению, председатель одного из колхозов заявил своему начальству: «Мы вас не признаем, хлеб — наш, и мы распоряжаемся как хочем»{1101}.[105] В значительной мере саботаж был направлен против чрезмерных и, по сути, невыполнимых требований по заготовкам. Уже в 1931 г. руководители колхозов, противившиеся выполнению заготовок, могли попасть под действие статей 109, 111 и 112 Уголовного кодекса по обвинению в злоупотреблении служебными полномочиями или пренебрежении служебными обязанностями{1102}. Тем не менее в колхозах Украины и Северного Кавказа (как и в других частях страны) местные и районные власти возмущались непомерными обязательствами по госпоставкам{1103}. Так, члены руководства колхоза в Тихорецком районе Северного Кавказа попросту раздали зерно голодающим крестьянам, а затем подделали отчетную статистику{1104}. Председатель колхоза «Трудовик» Костромской области на всеобщем заседании объявил: «План у нас выполнен на пятьдесят процентов, и этого хватит… Все равно на сто процентов не выполнить, а потому от дальнейших заготовок надобно отказаться…»{1105} В Западной области один из коммунистов по фамилии Бонадыкин смело выступил против заготовок, заявив вышестоящим чиновникам: «Посягать на колхозную собственность никому не позволю»{1106}.
Многие из членов колхозного руководства и даже районных чиновников старались дать крестьянам, работавшим в колхозах, хотя бы минимум средств для выживания. В колхозах часто искали способы создания запасов зерна, чтобы обеспечить пропитанием нетрудоспособных жителей (детей и стариков) и отложить часть на черный день{1107}. В октябре 1931 г. правительство издало указ, запрещавший создание запасов до того, как будет выполнена норма по заготовке зерна{1108}. Власти заявляли, что колхозники в первую очередь обеспокоены своим потреблением и «эгоистичными целями» в ущерб поставкам зерна, которое шло на экспорт и на питание для рабочих в городах и для солдат Красной армии{1109}. Уполномоченный Колхозцентра Аристов сетовал осенью 1931 г. на то, что колхозы на Северном Кавказе заботятся о выполнении Госплана по заготовкам только после того, как обеспечат себе достаточно хлеба и корма для скота{1110}. Председатель крымского колхоза «Новый труд» отказался отдать излишки зерна, а вместо этого сформировал запасы в размере 50 пудов на каждых двух жителей колхоза. Его поступок расценили как саботаж{1111}. Власти относили любую попытку создания подобных резервов к тому, что они называли «капиталоманией»{1112}, видя в подобных действиях саботаж или ухищрения для защиты интересов крестьян, а значит — антиправительственную деятельность.
Чиновники утверждали, что «кое-где проводники кулацкой идеологии, играя на частнособственнических инстинктах отсталых элементов, пытаются осуществить кулацкий лозунг: “Сначала хлеб себе, а потом государству”»{1113}. Предполагалось, что кулаки, стремясь подорвать систему изнутри, пропагандируя приоритетность выживания крестьян, проникали в колхозы и руководящие органы. По заявлениям правительства, на Северном Кавказе, на Украине и особенно на Кубани, а также в других частях страны местный и районный чиновничий аппарат «сращивался с кулачеством», распространяя разговоры о нехватке зерна и продовольственных затруднениях{1114}. Подобное «сращивание» послужило причиной массовых чисток в местных органах самоуправления в 1932 и 1933 гг.{1115} В колхозах действительно использовался целый ряд уловок, чтобы сохранить часть зерна. В некоторых случаях им удавалось удержать некоторую долю излишков с помощью поддельных отчетов или заниженных оценок ожидаемого урожая{1116}. Иной раз в ход шли бухгалтерские хитрости, когда делали два комплекта документов или просто не записывали часть активов{1117}. Поступали официальные жалобы, что административные работники колхозов завышают или фальсифицируют размеры выплат на трудодни, вписывая так называемые мертвые души, чтобы увеличить нормы потребления, или применяя метод распределения прибыли «по едокам», обеспечивающий минимальные средства к существованию{1118}. Также в колхозах могли в обход закона разрешить рыночную торговлю до того, как выполнены все нормы по заготовкам{1119}. Иногда руководство просто-напросто раздавало зерно голодающим, тем самым становясь участником того, что власти именовали «разбазариванием зерна»{1120}.