Будничные жизни Вильгельма Почитателя - Мария Валерьева

плохо? Мне позвать за помощью? – прошептала она и хотела уже уйти, но Вильгельм поймал ее за теплую ладошку.

– Простите, я не хотел вас пугать, Екатерина Алексеевна. В последнее время я неважно себя чувствую, погода совсем шальная стала, – хмыкнул Вильгельм и с трудом встал на ноги. Он огляделся и заметил, что у входа на балкон стоял Ванрав. Сторожил, чтобы никто не мог помешать. – Я же не молодею. Это вам еще жить и жить, а мне… Мне уже за тридцать, полжизни, считай, за плечами.

Она вздрогнула.

– Вы еще молоды! – воскликнула Екатерина и поправила прическу. – Не смейте говорить таких ужасных слов!

Вильгельм все еще стоял у лавки, борясь с желанием плюхнуться на нее, но в присутствии дамы он хотел стоять.

Он удивился, когда почувствовал, что дрожь в руках унялась, а жар по телу уже не разливался. Казалось, воспоминание излечило его. Но запах улицы удивил его – пахло розами.

– Вы любите розы, Екатерина Алексеевна?

Екатерина зарумянилась.

– Красивые цветы. Но вы, наверное, больше любите полевые, – сказала девушка и улыбнулась.

По телу Вильгельма пробежала дрожь.

– В моем поместье есть целая розовая аллея. Я бы с радостью вам ее показал, если бы вы, конечно же, соизволили приехать, – с опаской сказал он.

Но она лишь промолчала.

– Ответьте мне, когда решите. Я буду ждать вашего ответа, – прошептал Вильгельм, решив, что лимит слов на сегодня был исчерпан.

Она молчала. Стояла рядом, оперившимся на перилла, и комкала что-то черное. Не смотрела на него. Будто бы не дышала.

– Я принесла ваши перчатки. Вы обронили.

Ее голос был словно песней в мертвом лесу, оживившим его на мгновение. Тучи будто бы рассеялись, когда на балкон вышло маленькое Солнце.

Вильгельм пригляделся. В ладошках ее в самом деле были его перчатки.

– Благодарю вас, Екатерина Алексеевна, за спасение моих перчаток. Это мои любимые черные перчатки, – тепло сказал он и взял перчатки из ее дрожащих рук.

Екатерина улыбнулась и тихо посмеялась.

– Надеюсь, остальным вашим черным перчаткам дома не слишком одиноко, – сказала она, а Вильгельм рассмеялся.

Они стояли недолго, но, казалось, прошла вечность. Где-то вдалеке, за темной полосой леса и искрящейся полосой Невы, продолжал существовать его огромный мир. Вильгельм хотел было что-то сказать, но они уже посмеялись, неловкость пропала, но говорить что-то и нарушать благую тишину Вильгельм не хотел. Словно чувствовал, что сказал уже достаточно.

– Застоялись мы здесь, Екатерина Алексеевна. Вернемся? Могут поползти некрасивые слухи, которые вам совсем ни к чему, – сказал Вильгельм и жестом пригласил девушку проследовать за ним.

Она кивнула, но на губах ее расцвела почти счастливая и дружелюбная улыбка. Вильгельм не смог не улыбнуться в ответ.

Бал гремел последними аккордами, догорали последние свечи, а слуги разносили уже последние бокалы.

После ужина Вильгельм сидел на подоконнике в одной из комнат, прикрываясь невидимостью. Провожал взглядом кареты, растворяющиеся в зареве рассвета. Небо было кровавым и казалось густым, тяжелым, пахло железом. Вильгельм снял перчатки и посмотрел на руки. На них краснели полосы.

Глава двадцать шестая

Вильгельм несся на третий этаж. Он закрыл дверь всеми способами, какие только знал, быстро закрутил рычажок Связистора, с бумажки ввел координаты, нажал на кнопку и принялся ждать, нервно расчесывая запястья. После нескольких минут настойчивых звонков на экране появилась голова в белом ночном колпаке.

– Вильгельм, черт бы тебя побрал. Ты что в такую рань звонишь?– прозевал Ванрав.

– Мне нужно, чтобы ты убрал Щукину! – воскликнул Вильгельм, красный от напряжения.

Ванрав вскинул косматые брови, почесал пальцем усы.

– А что с ней не так? – удивился он, позевывая. – Баба как баба. Противная, да, но они все такие.

– Ее надо убрать!

Ванрав почесал мясистую шею, протер кулаком глаза и, еще раз зевнув, сказал:

– Раз ты просишь убрать, значит, что-то серьезное.

Вильгельм высказал все как на духу. Рассказал, что за две недели не получил ответа от Екатерины и уже отчаялся, но этим утром получил известие, что Гаврилова согласна приехать, но только в компании Щукиной. Екатерина уверила, что они уже собрались, нужен только ответ Вильгельма, и просила его не рассказывать, что написала ему письмо собственной рукой, будто бы письмо составила именно тетя. Вильгельм, уставший ждать, написал согласие, но осознал ошибку, когда гонец уже умчался.

– Ну так возьми и грохни ее. – Пожал плечами Ванрав, сладко зевнул и закутался в одеяло. Кончик спального колпака упал на нос. – Она же все равно приедет, а у тебя вокруг лес. Животные обычно голодные.

– Я не могу! Я же должен буду постоянно быть с ней, забалтывать. Как я смогу убить ее тетку в ее же присутствии? Да она тогда вообще никогда со мной не заговорит! – причитал Вильгельм, нарезая круги по комнате.

У Ванрава от этого хождения по мукам, видимо, быстро закружилась голова. Он покраснел.

– Хватит бухтеть и ходить по кругу! – рявкнул Ванрав, а Вильгельм, вырванный из мыслей, врезался в стену. – Ой, какой же ты придурок.

– Хватит! Я же помочь прошу мне! – прошипел Вильгельм. – Я не хочу убивать ее. Я просто хочу, чтобы ее не было здесь, понимаешь?

– А, так тогда это совсем не сложно, – заявил Ванрав и зевнул. – Ладно, слушай сюда…

В полдень другого дня Вильгельм сидел на террасе, рисовал кота, который вился у его ног и пытался поймать бабочку-капустницу. За время, что Почитатель жил в доме, кот набрал несколько килограммов, и теперь каждый его прыжок слышно даже на другом конце дома. Рисунок не получался, рука то и дело соскальзывала и подрисовывала шерсть там, где ее быть не должно. Даже две пачки успокоительного не могли успокоить Почитателя. Одно радовало – план Ванрава сработал.

Когда карета въехала во двор, Вильгельм вскочил с лавочки, отложил тетрадь и направился к Екатерине. Путешествовать в одиночестве девушке не следовало, но так как исчезновение Щукиной оказалось настолько неожиданным, отказаться от путешествия Екатерина уже не смогла и приехала с прислугой.

– Запомни, ты все-таки Почитатель, у тебя есть власть над людьми. Заставь ее влюбиться в тебя, и неважно, как ты понимаешь это. – Так и слышался ему голос Ванрава в голове. А Вильгельм мысленно отвечал:

– Нет у меня над ними власти, сам ведь знаешь.

Несмотря ни на что Вильгельм уверенно шел к карете. Еще утром он приоделся, уложил волосы и привел в порядок ногти, припомнив строки Пушкина. Хотя самого поэта Вильгельм, к великому собственному сожалению, ни разу не видел. Почитатель чувствовал себя лишним в выходном костюме на поляне дома в деревне,