Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве - Диана Чемберлен

– У меня нет никаких прямых доказательств, – заявила Клэр. – Два человека стали свидетелями одного такого инцидента. К сожалению, оба они – мой дед и моя мать – уже мертвы. После посещения карусели я рассказала моему мужу о том, что мне удалось вспомнить. А он, в свою очередь, изложил мне историю, которую ему поведала перед смертью моя мать. Как-то раз они с моим дедом заглянули в амбар и стали свидетелями одной такой сцены совращения. Между дедом и мистером Паттерсоном завязалась драка. После удара шерифа дед упал на пол, а я… – голос у Клэр впервые дрогнул. – Я схватила один из ножей, которые дед держал в мастерской, и ударила им шерифа. Я очень любила своего деда. Думаю, я пыталась хоть как-то защитить его, но он умер во время драки от сердечного приступа. Мать так и не выдвинула обвинений против Паттерсона. На это у нее были свои причины. Она была из тех, кто способен до предела исказить истину, лишь бы защитить своих детей от боли. Она сделала все, чтобы я забыла о случившемся, но я отчетливо вспомнила обо всем после разговора с мужем.

В комнате воцарилась тишина. Было видно, что репортеры впервые усомнились в ловко скроенных оправданиях Паттерсона.

Со своего места в центре комнаты поднялась афроамериканка.

– Вы заявили, – промолвила она, – что ударили сенатора Паттерсона ножом. Насколько серьезной была эта рана и куда вы его ударили?

– Удар пришелся в нижнюю часть живота, и я помню много крови, – ответила Клэр. – Не знаю только, действительно ли рана была слишком серьезной.

Джон украдкой глянул на Ванессу. Та смотрела на Клэр широко открытыми глазами. Одну руку она прижимала ко рту, а второй ухватилась за руку мужа.

Вопросы продолжались еще несколько минут. Было не очень понятно, удалось ли Клэр убедить репортеров в истинности своих слов. Да это, в общем-то, и не имело особого значения.

Внезапно со своего места поднялся Стив Акерсон.

– Это все вопросы, на которые готова ответить миссис Харт-Матиас, – заявил он. – Благодарю вас всех за внимание.

Клэр подняла руку, призывая репортеров оставаться на местах. Было видно, что она хочет кое-что добавить.

– Не знаю, можно ли считать везением то, что на долгие годы я напрочь забыла о произошедшем, – заметила Клэр. – Знаю лишь, что моей сестре пришлось одной нести на себе весь этот груз страданий, – она бросила взгляд в сторону Ванессы. – И мне бы хотелось, пусть и с запозданием, принять на себя свою часть.

Положив руку на плечо Клэр, Стив повлек ее к выходу из зала. Ванесса и Брайан последовали за ними. Джон в своем кресле тоже поспешил покинуть зал. К тому моменту, когда он выбрался в коридор, Клэр с Ванессой уже стояли в обнимку. Ему тоже хотелось обнять жену, выразить ей свое восхищение, но он терпеливо выжидал своей очереди, не желая мешать этому долгожданному единению.

Мак-Лин

У нее еще оставалось несколько вещей в доме Рэнди. Пара книг, кое-что из одежды и три или четыре диска – главным образом Шопен. Рэнди в нем точно не нуждался, да и Клэр в последнее время не испытывала к этой музыке прежнего интереса. Пока она собирала сумку в гостевой, Рэнди сидел внизу. Телевизор был включен – судя по всему, на канале новостей. Клэр знала, что занимало сегодня внимание публики: Пенни Паттерсон приняла почти что смертельную дозу снотворного. Ее обнаружили накануне вечером в собственном доме, в Пенсильвании. Нашла подруга, которой Пенни позвонила несколькими часами ранее. Она рыдала в трубку и повторяла одно и то же: «У Зеда есть шрам. У Зеда есть шрам». Никто не сомневался, что это был шрам от той самой раны, которую давным-давно нанесла ему испуганная и пылающая гневом десятилетняя девочка.

Еще раньше, в феврале, Клэр позаимствовала у Рэнди один из его свитеров. Пришла пора убрать его на место. По пути в спальню она услышала на кухне грохот посуды: Рэнди готовился к приходу Кэри. Они собирались печь пирожные, чтобы отпраздновать приход весны. Клэр была рада, что Рэнди проведет этот день с сыном: так ему будет проще перенести расставание.

Открыв средний ящик шкафа, в котором Рэнди держал свои свитера, Клэр заметила сложенный листок бумаги. Она взяла его в руки и увидела, что листок густо исписан убористым почерком. Подпись внизу гласила: « Твоя сестра Марго».

Усевшись на кровать, Клэр расправила листок и принялась читать.

«Дорогой Рэнди!

Ты всегда ненавидел эту рамку. Когда ты привез мне фотографию, то сразу заявил, что рамку надо бы сменить. Ты повторял это в каждый свой приезд, но так и не привез ничего нового. Тебе наверняка вернут эту фотографию, а рамка будет раздражать тебя настолько, что ты все-таки решишь сменить ее. И когда ты ее снимешь, оттуда как раз и выпадет мое письмо. Надеюсь, это произойдет не слишком поздно.

Думаю, тебя здорово удивит, что я помню все твои слова. Наверняка ты считал, что я тебя даже не слушаю. Но это единственное, что я умею делать хорошо, – слушать других. Я слышала все, что ты мне говорил. И не только я, но и Чарльз. Брат всегда рядом – он часто говорит со мной. Знаю, ты сочтешь это безумием, но мне все равно. Чарльз здесь. Видеть я его не могу, зато слышу. Он по-прежнему разговаривает со мной своим детским голоском. Он неизменно повторяет, как здорово там, где он сейчас находится. Как тихо и спокойно. А еще там все время звучит музыка. Я знаю, он хочет, чтобы я пришла к нему, но он не слишком настойчив. Мне кажется, что время настало, и потому я пишу тебе это письмо. Я не могу отдать его в чужие руки, поскольку очень важно, чтобы лишь ты прочел его. Только мы с тобой знаем, что произошло в тот вечер на мосту. Мы с Чарльзом давно простили тебя. Пожалуй, мне стоило сказать это вслух. Я почти решилась на это, когда ты плакал во время одного из своих визитов. Помнишь? Но я так и не смогла выговорить нужные слова. Чего бы мне действительно хотелось – увидеть, как ты простишь самого себя, Рэнди. Без этого ты вряд ли будешь счастлив.

Смерть Чарльза повлияла на тебя так же, как и на меня: больше всего на свете мы оба боимся полюбить кого-нибудь. Там, где я нахожусь, это не имеет особого значения. А вот тебе неоднократно выпадал такой шанс, но ты ни разу им не воспользовался. Помнишь, все твои подружки, о которых ты мне когда-то рассказывал? Стоило тебе почувствовать, что ты привязываешься к девушке слишком сильно, и ты сразу бросал ее. Все это было давным-давно – тебя наверняка удивит, что я еще помню об этом! Ну, и Лу-Энн. Ты считаешь, что она бросила тебя из-за твоего больного сердца, но я-то знаю, какой ты на самом деле! Наверняка ты ни разу не позволил себе сблизиться с ней настолько, чтобы она почувствовала себя любимой. Ты слишком боишься любить, Рэнди. Надеюсь, ты ведешь себя совсем иначе со своим сыном. Кэри, так ведь его зовут? Однажды ты показал мне его фотографию, но я не решилась взглянуть. Испугалась, что он может напомнить мне Чарльза.

У меня есть для тебя парочка советов, Рэнди. Для начала, забудь о затворничестве и почаще покидай свой дом. Я знаю, ты всегда прячешься там, когда тебя что-нибудь расстраивает. Лу-Энн все-таки ушла от тебя. Взгляни на это, как на урок. Начни общаться с людьми. Выберись из своей скорлупы. Тут ты, наверно, подумаешь: «И кто бы говорил!» Ты прав, моя скорлупа толще твоей, но это то, что мне нужно. А вот ты – совсем другой. У тебя любящее сердце, иначе бы ты не переживал столько лет из-за Чарльза. Тебе нравятся люди, и ты мог бы многое дать им. Но ты боишься, ведь они могут упасть с моста или уйти от тебя. И это действительно может случиться! Никаких гарантий. Однако оно того стоит. Я не говорю, чтобы ты обязательно нашел себе возлюбленную. Пусть это будет какой-нибудь человек или даже группа людей. Общайся с ними. Прислушивайся к ним. Измени к лучшему чью-то жизнь, и это автоматически изменит твою. Прошу тебя, Рэнди. Страшно даже подумать, что ты так и останешься несчастным до конца своей жизни.