Любовник моей матери, или Что я знаю о своем детстве - Диана Чемберлен

– Вы тоже даете показания? – поинтересовалась незнакомка.

– Да.

– И я, – женщина протянула ей руку. – Мегги Рован.

– Ванесса Грей, – Ванесса пожала руку Мегги. Ладонь новой знакомой была влажной от пота. Ванесса подумала, что такой же должна быть и ее собственная рука.

Старла и еще одна женщина сидели в первом ряду, прямо перед Ванессой и Брайаном. Ванесса окинула взглядом комнату. Она быстро заполнялась людьми. Где-то позади мелькнула телевизионная камера.

У противоположной стены стоял длинный стол. Приставленные к нему шесть стульев были обращены лицом к публике. Второй стол, покороче, установили напротив первого, и возле него был один-единственный стул. Ванессе придется сидеть на нем в полном одиночестве, лицом ко всем этим мужчинам – Старла заранее предупредила ее, что женщин в комиссии не будет. И придется выложить им свою историю. Она могла бы еще отказаться, притворившись больной, подумала Ванесса. Ну уж нет. Она должна решиться – если не ради своей программы, то хотя бы ради них с Брайаном. Она положила руку на свой плоский живот. Ради будущего.

Прикрыв глаза, Ванесса опустила голову Брайану на плечо. Когда же она вновь открыла их, в комнату уже входили члены комиссии. Одни были постарше, другие – помоложе. И почти все – с серьезными, если не сказать кислыми, лицами.

Сенатор Уолтер Паттерсон, устроившись в самом центре, рассеянно постукивал пальцами по деревянному молоточку. Вот он поворошил стопку бумаг, потер подбородок, затем повернулся к своему соседу и что-то сказал ему. Ванесса внимательно наблюдала за сенатором. Худощавый и подтянутый. Сразу видно, что человек бегает каждое утро, правильно питается и вообще следит за своим телом. Светлые редеющие волосы были аккуратно пострижены. Даже со своего места Ванесса видела пронзительную голубизну его глаз, когда он смотрел в сторону публики. Она хотела подготовить себя к тому моменту, когда ей придется встретиться с этим человеком лицом к лицу. Она должна была говорить четвертой. Оставалось только надеяться, что ее выступление состоится до обеда – Ванесса не желала в очередной раз впихивать в себя пищу.

Зед Паттерсон поднял председательский молоток и обрушил его на стол. После этого он обратился к собравшимся, вкратце изложив цель сегодняшних слушаний – снабдить членов комиссии достоверными сведениями, которые позволили бы поддержать законопроект, направленный на помощь жертвам сексуального насилия. Вслед за сенатором настала очередь свидетелей.

Первой была Мегги Рован. Еще в детстве она стала жертвой собственного дяди. Грустная и мерзкая история, однако Ванессе приходилось слышать подобные рассказы десятки, если не сотни раз. Но для членов комиссии, судя по всему, это было чем-то новым. Они хмурились, покачивали головами и брезгливо морщились, пока Мегги, не отрывая взгляда от бумаги, зачитывала им расшифровку собственной записи. Паттерсон тоже проглядывал свой экземпляр расшифровки, время от времени вскидывая голову и с сочувствием поглядывая на свидетельницу.

Следующие два рассказа Ванесса практически не слышала. Она неотрывно смотрела на часы, наблюдая за движением стрелки. Девять часов. Десять. Тоненький голосок внутри нее продолжал попискивать: «Да ты никак спятила?» Но минута бежала за минутой, и вот уже Ванессе не оставалось ничего другого, кроме как занять место свидетельницы.

Она встала, и Брайан ободряюще пожал ее руку. «Все будет хорошо», – шепнула Старла.

Кто-то подсунул Ванессе расшифровку ее аудиозаписи. Устроившись за столом, она открыто глянула на Зеда Паттерсона. Ей хотелось понять, узнает ли он ее. Но тот лишь равнодушно скользнул по ней взглядом.

Получив разрешение начать, она облизнула пересохшие губы и начала читать с листка:

– Я пережила насилие в возрасте восьми лет. Это был единичный случай, однако он оказал на меня поистине разрушительное воздействие.

Прочитав это, она окинула членов комиссии внимательным взглядом.

– В детстве я каждое лето проводила на ферме у бабушки и дедушки. Это было в Пенсильвании, в небольшом поселке Джереми.

При этих словах Зед Паттерсон невольно дернулся и вскинул голову. В расшифровке было написано просто «в Пенсильвании, в небольшом поселке». Впервые за все время сенатор пристально глянул на Ванессу.

– У моего деда было редкое хобби – он вырезал карусельных лошадок, – продолжила Ванесса, вовсе не глядя в расшифровку. – Он даже сумел построить у себя в амбаре настоящую карусель.

Зед Паттерсон откинулся на спинку стула, а сидевший слева от него сенатор поднял свой экземпляр текста.

– В вашем заявлении такого нет, мисс… – он порылся в бумагах в поисках ее имени.

– Грей.

– Да, мисс Грей.

– Эта информация и в самом деле важна? – поинтересовался другой сенатор.

– Очень важна, – кивнула Ванесса. – Прошу вас выслушать меня до конца.

– Что ж, продолжайте.

– В то лето, когда мне исполнилось восемь, дед нанял себе в помощники молодого человека, жившего по соседству, – продолжила Ванесса. – В один прекрасный день он попросил мою сестру, которой было тогда десять, помочь ему в амбаре. Сестра идти не захотела и отправила туда меня. Парень угостил меня печеньем, хотя и не сумел скрыть своего разочарования. Как он сам заявил, ему больше нравились темноволосые девочки – вроде моей сестры. Впрочем, сказал он, я тоже подойду.

В ярком свете ламп лицо Зеда Паттерсона было похоже на обтянутый кожей череп. Кровь отхлынула у него от лица, поджатые губы побелели.

– После этого он стал говорить мне, какая я умненькая и хорошенькая, – продолжила свой рассказ Ванесса. – Еще он спросил, какая лошадь нравится мне больше всего, а потом усадил на нее, коснувшись меня между ног. Но я подумала тогда: «Он – взрослый, а я должна доверять взрослым». Я росла в полном убеждении, что взрослые – хорошие люди, которые всегда заботятся о детях, – на секунду она прервалась. – Разумеется, я ошибалась, но в то время мне и в голову не могло прийти, что этот человек может надругаться надо мной.

Ванесса бросила взгляд на Старлу. Лицо у той побелело почти так же, как у Зеда Паттерсона. Ей оставалось лишь удивляться, что произошло с соломой на полу амбара? Что произошло с ее безукоризненной, но не проверенной свидетельницей?

– Он запустил карусель и стоял рядом, пока я крутилась на своей лошади. Он продолжал касаться меня, и тогда я впервые почувствовала страх. Но я понятия не имела, что мне делать, – Ванесса впервые ощутила, как подступили к глазам слезы. – Потом он снял меня с лошади и отнес в колесницу. Усадив меня, он начал рассказывать, какая я красавица и как я возбуждаю его. Я точно помню, что он использовал именно это слово, «возбуждаю», поскольку в то время оно показалось мне очень странным. Я совершенно не понимала его смысла. Молодой человек заявил, что собирается кое-что сделать со мной – с моим телом, но я никому не должна рассказывать об этом. Держался он очень уверенно и спокойно. Еще он сказал, что это немножко больно, но он постарается быть со мной помягче. Тогда я начала плакать, а он обнимал меня и говорил, что я – храбрая малышка и он сделает все, чтобы мне было не слишком больно, – Ванесса почувствовала, как по щеке поползла одна слеза, затем другая. – Я находилась в полном замешательстве, – сказала она, бросив взгляд на членов комиссии. – Он был таким симпатичным, и казалось, будто у него нет другого выбора, кроме как сделать мне больно. Как будто это было то же самое, как пойти к доктору на укол.