Последняя инстанция - Патрисия Корнуэлл

— Значит, вероятно, им работают кровельщики? А как насчет версии, что Шандонне взял обрубочный молоток в недостроенном доме, который избрал в качестве временного убежища? — неотступно подкидывает версии Бергер.

— Пожалуй, хорошая догадка, — отвечаю.

— Ваш дом сделан из камня, и крыша на нем шиферная, — говорит собеседница. — Вы присматривали за рабочими во время строительства? Просто у меня складывается впечатление, что вы человек педантичный.

— Глупо было бы не наблюдать, как вам строят дом.

— Мне пришло в голову, что вы, возможно, видели подобный инструмент у рабочего или на строительной площадке.

— Не припоминаю, хотя все возможно.

— И у вас не было молотка до того похода в магазин скобяных товаров в ночь на семнадцатое декабря? Ровно две недели назад и спустя почти сутки после гибели Брэй?

— Никогда прежде. По крайней мере если где-нибудь и валялся, то я не в курсе, — отвечаю.

— В котором часу вы сделали покупку? — спрашивает Бергер, а я уже слышу басовитый рокот мариновского пикапа, который подъехал к моему дому.

— Около семи. Между половиной седьмого и семью. В пятницу вечером, в ночь на семнадцатое декабря. — Мысли путаются. Я уже устала от постоянных расспросов; не представляю, кем надо быть, чтобы устоять перед напором Бергер и не запутаться во лжи. Главное — четко проводить границу между правдой и ложью, а я что-то не уверена, что она мне верит.

— И сразу же из магазина вы направились домой? — продолжает та. — Расскажите, чем занимались весь вечер.

Звонят в дверь. Бросаю взгляд на висящий в большой комнате домофон и вижу — на экране монитора вырисовывается лицо Марино.

Ну вот, Бергер наконец подошла к самому главному, она только что запустила химическую реакцию, которую обязательно использует Райтер, чтобы смешать меня с грязью. Она хочет установить мое алиби. Ей интересно, где я находилась на момент гибели Брэй. В четверг, шестнадцатого декабря.

— Утром того дня я прилетела из Парижа, — отвечаю. — Дальше занималась разными мелочами, вернулась домой около шести. А позже в тот же вечер, около десяти, поехала в медицинский колледж проведать Джо, бывшую подругу Люси — ту, которая была с ней в перестрелке в Майами. Хотела выяснить, можно ли им как-то помочь. — В дверь снова звонят. — И еще хотела узнать, где моя племянница. Джо сказала, что Люси в баре в Гринич-Виллидже. — Направляюсь к двери. Бергер не спускает с меня взгляда. — В Нью-Йорке. Она была в Нью-Йорке. Я вернулась домой и позвонила ей. Племяшка напилась в стельку. — Посетитель снова звонит и начинает колотить в дверь. — Так что на ваш вопрос, миссис Бергер, скажу, что алиби на вечер четверга у меня нет, поскольку я была либо дома, либо в машине. Одна, совершенно одна. Никто меня не видел. Я ни с кем не разговаривала. У меня нет свидетеля, который подтвердил бы, что между половиной восьмого и половиной одиннадцатого я не была в доме Дианы Брэй и не забивала ее до смерти этим несчастным обрубочным молотком.

Открываю дверь. Чувствую, Бергер сверлит меня взглядом. У Марино такой вид, будто он сейчас взорвется. Не знаю, то ли он так разозлился, то ли перепуган до смерти. Наверное, и то и другое.

— Какого черта вы не открываете? — спрашивает он, переводя взгляд то на меня, то на Бергер. — Что здесь происходит?

— Прости, что заставила ждать на холоде, — говорю я Марино. — Заходи, пожалуйста.

Марино так долго добирался потому, что сначала решил заглянуть в камеру хранения в центральном управлении. Я попросила его захватить ключ из нержавейки, который обнаружила в свое время в кармане спортивных трусов Митча Барбозы. Капитан рассказывает, что какое-то время пришлось повозиться, накрепко засев в этой комнатушке за проволочной сеткой, где компактные стеллажи «Спейссейвер» буквально забиты помеченными штрих-кодом мешками. В некоторых из них хранятся и мои вещи, которые полиция изъяла в прошлую субботу. Я уже бывала в камере хранения. Могу себе представить. В пакетах названивают телефоны, пикают пейджеры — ни о чем не подозревающие граждане пытаются наладить связь с людьми, которые либо сидят за решеткой, либо мертвы. Еще здесь есть холодильники с замками. В них хранятся пакетики со скоропортящимися уликами, как, скажем, та замороженная курица, которую я колошматила обрубочным молотком.

— Ну и зачем же вы били сырую курицу сим странным инструментом? — Бергер ждет дальнейших разъяснений относительно этой части моего довольно необычного повествования.

— Проверить, совпадут ли по форме зарубки с ранами на теле Брэй.

— Кстати, та курочка лежит в холодильнике для улик, — вклинивается Марино. — Надо сказать, ты ее забила до смерти.

— Опишите поподробнее, что конкретно вы делали с курицей, — подталкивает меня Брэй, будто я уже в суде.

Стою в прихожей и, глядя на своих собеседников, рассказываю, что положила сырые куриные грудки на разделочную доску и наносила удары под самыми разными углами и с разным наклоном молотка, чтобы определить характер наносимых повреждений. Обе рабочие части молотка, с тупым лезвием и заостренным концом, оставляли отпечатки, по конфигурации и размерам сходные с ранами на теле Брэй. В частности, с повреждениями хряща и черепа, которые отлично сохраняют форму или след от резца попавшего в них инструмента. Потом, продолжаю, я расстелила белую наволочку. Измазала спиральную ручку обрубочного молотка в соусе барбекю.

Разумеется, моя собеседница хочет знать, какого именно соуса для барбекю. Припоминаю, что это был «Копченый поросенок», который я развела водой до консистенции крови, а затем прижала покрытую им рукоятку к ткани, чтобы выяснить, как выглядит отпечаток. Получились такие же полосы, как на окровавленном матрасе Брэй. Марино поведал, что наволочку с отпечатками от соуса направили в лабораторию на анализ ДНК. Говорю, что это бессмысленная трата времени. Мы не тестируем помидоры. Не пытаюсь прослыть острячкой, но сейчас мне так пакостно, что волей-неволей сарказм проскакивает. Единственный ответ, который даст лаборатория, заверяю я, «не принадлежит человеку». Марино меряет шагами комнату.

— Я в бешенстве, — говорит он, — потому что молотка, который ты приобрела, нигде нет.

Не смог он его отыскать, где только ни смотрел. В базе данных по уликам инструмент не значится. Определенно в камеру хранения его не сдавали и судебные техники его не подбирали, так что в лабораториях его нет. Пропал. Исчез бесследно. И чека из магазина у меня нет. Теперь я в этом уверена.

— Я же тебе из машины звонила, когда только его приобрела, — напоминаю я.

— Ага, — говорит он.

Марино прекрасно помнит, что я звонила, как только вышла из магазина, где-то около шести тридцати или семи. Я тогда еще ему сказала, что подозреваю, будто с Брэй расправились при помощи обрубочного молотка. Сообщила, что удалось найти как раз нечто подобное. Но, подчеркивает он, это вовсе не значит, что я не купила молоток после убийства Брэй, чтобы сфабриковать алиби.