Золото плавней - Николай Александрович Зайцев

class="p1">– Бильшэ вдевай на сэбэ, бо витрюган ходэ, – говорили станишные замужние девки своим детям, выходящим на улицу погулять.

В станице Мартанской, как, впрочем, и по всей линии, настала пора подготовки к зиме. Кто из казаков снаряжался на рубку чакана, идущего на отделку стрех на хатах, кто шел на работу к виноградникам и бахче. Очищали хайван – главную дорожку в виноградных садах и огородах – от опавшей листвы, поправляли плетень из хвороста, которым были обнесены виноградники, густо накладывая на него терновник наверх, в защиту от воришек. Терновник также служил своего рода укреплением, что не раз спасал жизнь казачкам при набегах горцев.

Иные промышляли рыбалкой, по осени шапари устраивали жор в ериках. А кто в хате засиделся и затосковал по воле вольной, собирались гуртом по пять-шесть человек, брали в торбы провиант, налаживали рушницы и уходили на тыждень-другой в горы дичи добыть. Стреляли в основном птицу, но порой и покрупней добывали зверя – медведя, козла или оленя горного.

Жизнь станичная текла в обычном своем русле. Отгуляли свадьбы кому следовало. Кто по возрасту не вышел, жил надеждой обрести семейное счастье в следующем году. Урожай был собран и прибран в закрома. Хозяйство станичное отлажено и подготовлено к холодам.

К концу ноября погода разом повернула на зиму. Задул со степи холодный бора, срывая с деревьев остатки листьев.

– Колы хозяйнуе бора, сыды на берегу, ожидай затишья, – говаривали станишные старики.

Казаки с казачками, выходя на улицу по хозяйству или погулять, утеплялись, сменив легкую одежду на более теплую. Полушубки, стеганные на вате кафтаны и бешметы, зипуны шились, как и черкеска, в талию. Те, кто был зажиточнее, позволяли себе сшить и шубы до пят. Все, без исключения казаки носили длинношерстные папахи с малиновыми тумаками. Казачки же облачались в теплушки – стеганные на вате кафтанчики на полчетверти ниже пояса и курпейки. Головы непременно повязывали двумя платками. Первый из хлопка, а поверх шел расписной из шерсти. Шубы и полушубки шили, как правило, из овчины, а для утепленных на вате бешметов и зипунов брали суконную ткань. Шубы шили мехом вовнутрь, лицевую сторону шуб и полушубков обшивали также сукном.

По вечерам, управившись по хозяйству, девки да замужние молодые казачки собирались на вечеринки в одной из хат, пели песни, рассказывали друг другу станичные новости да вышивали – кто рушник, кто рубаху.

Старики же, лишенные временно погодными условиями своего излюбленного места на станичном майдане, тоже старались сгуртоваться, по обыкновению, у одного из своих односумов в хате. Там за пиндюркой доброго вина вели они свои бесконечные разговоры за старину.

В это раз собрались старики побалакать в хате у самого старого станишника – Ивана Буряка. От величины своих годов и от немощи не мог уже казак на двор выходить, все в хате хамылял, и то мелкими шажками. Пришли навестить его старики-односумы и, как водится, без глэчика доброго вина какой разговор.

В хате было тепло. С утра грубку топили. Сын Ивана Буряка колосники прочистил на днях, на что Иван довольно заметил:

– Ось доброе дило! Теперича грубка нэ бздыть, но дымится. И у хате тепло и дух свежий!

Зашли бородачи седовласые в хату, как и подобает, на образа, в Красном углу стоящие, перекрестились, с хозяином поздоровкались. Духом жарким на них грубка пахнула. Вспрели. Поскидали полушубки свои овчинные, в бешметах остались.

Расселись старики на лавку вкруг стола. Глэчик с чихирем, как и полагается, в центр стола. Иван Буряк снохе сказал, чтобы пиндюрки принесла, да кавуна соленого с леха достала. Налили за зустрич, закусили, и полилась беседа стариковская душевная. За жизнь, как обычно, за лихую молодость, ну и за то «шо у наше время усе по иному було».

– А я братэ всэ помню. Хоть и було цэ при царе Митрохе, колы людэй було трохе… – дед Трохим, обняв ладонью густую, седую бороду, произнес задумчиво: – Теберда – Архыз. Там в мэнэ кунаки з карачаевцив, и друзи казаки е. Колысь цэ був Баталпашинский Отдел Кубанского КВ . Входыв в Кубанську Область. В 1828-м туды пырывылы Екатеринославське КВ и часть Черноморского КВ. Друга половына була з динцив. Но в их бильше було показаченных переселенных крестьян с Расее.

– Балакають, шо Тамерлан, проходячи через Зеленчукську долыну, полоныв дивчыну по имени Ай-Бетли, шо означаэ Лунолыка. Але зробыв ее не рабынею, а коханою дружиною. Вид злиття двух слов, «аріу» та «кыз», тобто красуня-дыва, и походить название «Архыз». Колысь там жилы алани, шо прийняли в 916 року хрыстыянство, – заметил самый молодой из присутствующих, недавно принятый в станичный гурт стариков.

Старики промолчали, выдерживая паузу. Но больше говорившему нечего было добавить, и разговор за иногородних продолжился.

– Тай тих показаченных кацапив було до грэця посред линейцыв, – отозвался Гаврыло Кушнарэнко. Старые раны давали о себе знать, и здоровье казака пошатнулось. Родные думали даже, что сляжет Гаврыло. Но вопреки всему, с Божией помощью ожил старик и, хотя и скрипя, но приковылял на очередной сход своих односумов.

– Та цэ ж я хочу податы пример козакам, хто ще ныврозумив, шо хто чипляе имя казацкое, хай ны позорять памнять козацького риду. А дурноголовым мужикам – нащадкам крипакив, за цэ и казать обрыдло. Хай им грэць, – в сердцах продолжил дед Трохим.

– У нас родычи, тай и у станице казаки, бильше осаула ны пиднималысь. Но, тоди ж козацька служба була. А те кацапы, яки прыдуркы служать абы как, чиргыкають як ти волы, а погоны як носять. Стыдоба, – включился в разговор Иван Буряк. – Тай и традиций наших не знают. Шапки як ту макитру задирут на башке, а то и восе без шапки, тильки хфуражка. Тьфу, бисовы диты. Портится мужчина – портится семья, испортится женщина – портится весь народ. Так у нас балакают.

– Ходылы всегда чорноморци, ныколы ны помню без шапки, всегда шапка! – поддержал разговор один из стариков.

– Оттож, – в сердцах добавил дед Трохим. – Но боже сохраны, старшый идэ, а ты шапку ны скынув. Боже сохраны! Шапку скынув и поклонысь ище.

– Так воно и було! – вновь включился в разговор Гав-рыло Кушнарэнко, – за порушення пидпарубкамы сиэй нормы дид, перед яким не зняли шапку, забырав ее за умовы, що пидпарубок розповидае про порушення етикету батьку. Ясно, що на дитыну чекало покарання, а батько повинен був сам прийти за шапкою.

– А ще звистно, шо шапка заминяла собою ее власника – дида, – хриплым голосом, покашливая, больше для формы, произнес Иван Буряк. – Колысь старых, пока ны умыра, почитали