Сказание о Йосте Берлинге - Сельма Лагерлеф

Разъяренная толпа, где умерли все чувства, кроме жажды крови и разорения, – что она хочет? Огня? Крови? Грабежей?

Это уже не люди. Это и в самом деле тролли, дикие звери, химеры непроходимых лесов и отвесных скал. Темные силы, прячущиеся в земных недрах, настал ваш час. Час отмщения.

Конечно, это они – разгневанные духи гор, у которых воруют руду, духи леса, многие годы с гневом наблюдавшие, как валят их деревья и жгут в ямах, духи полей, скованные заклятием, веками копившие ярость на крестьян, обезобразивших своими плугами и мотыгами их владения. Настал их час. Смерть Экебю, смерть кавалерам!

Это там реками льются дьявольские напитки. Это там под сводами подвалов наверняка лежат груды золота. Это там амбары полны зерна, а в чуланах со льдом висят туши быков и баранов. Почему праведники должны голодать, а грешники и развратники купаться в изобилии?

Кончилось ваше время, господа кавалеры! Вы, цветы зла, не ведающие, что такое прялка, вы, птички небесные, захватившие чужое гнездо, знайте: чаша терпения переполнена. Та, что лежит в лесу, вынесла вам приговор, мы лишь исполняем ее волю. Не надейтесь – ни суд, ни исправник не обжалуют приговор, который вынесла та, что лежит в лесу, та, у которой Господь отнял разум, но оставил право судить.

Кавалеры видели, как к усадьбе приближается грозная толпа. И они знали, в чем их обвиняют. Но на этот раз, в виде исключения, они ни в чем не виноваты. Бедная девочка ушла в лес умирать вовсе не потому, что кто-то в шутку пригрозил спустить собак, а потому, что ровно восемь дней назад Йоста Берлинг обвенчался с графиней Элизабет.

Но что за смысл объяснять все это обезумевшей толпе? Люди устали и голодны. Они одержимы жаждой мести и разрушения. Они ворвались в усадьбу с диким ревом, а впереди всех гарцевал, выкрикивая что-то нечленораздельное, обезумевший от страха арендатор.

– Медведи пришли! – вопил он. – Волки пришли! Тролли пришли в Экебю! – И опять начинал все сначала: – Медведи пришли!

Кавалеры спрятали графиню в одной из дальних комнат и посадили охранять ее Лёвенборга и дядюшку Эберхарда.

Остальные вышли на крыльцо. Они стояли перед толпой – безоружные, улыбающиеся.

И мрачное шествие внезапно, будто натолкнувшись на стену, остановилось перед кучкой спокойных и приветливых людей. Кое-кто в толпе хотел бы в ярости швырнуть их на землю и затоптать подкованными сапогами, как случилось пятьдесят лет назад с управляющим и инспектором в Сунде. Но такого они не ожидали. Они думали, что увидят запертый на все замки дом, нацеленные на них ружья, ждали сопротивления, битвы – все что угодно, только не это.

– Друзья, – сказал один из кавалеров. – Вы устали и проголодались. Прежде чем обсуждать что-то, поешьте как следует! И выпейте по стаканчику нашего знаменитого, дважды очищенного, сладчайшего, крепчайшего самогона!

Но это не произвело ни малейшего впечатления. То и дело раздавались угрожающие выкрики, толпа начала окружать кавалеров.

– Да погодите же! Успеете нас убить. Поглядите сами, Экебю открыто. Все кладовые, погреба, амбары, молочный сарай – все открыто! Посмотрите на ваших женщин – какие же вы мужики! Они умирают с голоду, дети плачут. Накормите их сначала, а потом займетесь убийствами. Мы никуда не убежим. А чердак весь завален яблоками – неужели вы не накормите детей сладкими астраханскими яблоками?

* * *

Через час двор усадьбы напоминал преисподнюю. Пир был в разгаре. Даже Экебю никогда не видывало такого пира.

Повсюду горели костры, люди наслаждались теплом и отдыхом, на них сыпались все дары матушки-природы, какие только можно вообразить, а в черном осеннем небе, расчерченном снопами искр от костров, стояла огромная луна.

Самые решительные пошли в хлев. Зарезали несколько телят и овец, тут же разделали и жарили на любезно предоставленных хозяевами вертелах – кавалеры словно забыли, что их самих вполне могут насадить на эти вертела. Выводили овцу за овцой – работники поместья начали опасаться, что за эту ночь изголодавшиеся люди уничтожат всю живность.

А в Экебю как раз в эти дни шли заготовки. С тех пор как здесь поселилась Элизабет, дела пошли заметно лучше. Всем казалось странным, что молодая графиня даже случайно не вспоминала, что она жена Йосты Берлинга. Ни он, ни она виду не подавали, что в их жизни что-то изменилось, но вела она себя как настоящая хозяйка. Как и подобает настоящей хозяйке, она всеми силами пыталась пресечь бездумное расточительство, взяла на себя дела, которыми, чуть ли не бравируя, пренебрегали кавалеры. И ей с удовольствием подчинялись. Работники и арендаторы вздохнули с облегчением, потому что многие понимали – без майорши имение сползает к разорению.

И зачем? Зачем пекли хлеб, закладывали сыры, сбивали масло, варили варенье, сушили яблоки?

Выносите все! Все, что есть, лишь бы не сожгла эта озверевшая толпа Экебю, лишь бы не растерзали кавалеров. Катите бочки с пивом и бочонки с дважды очищенным, сладчайшим, крепчайшим самогоном! Тащите окорока из чуланов! Яблоки с чердаков!

Может быть, богатство и щедрость Экебю смягчит ярость плебса? Только бы они ушли, не наделав бед.

Это ее просьба. Кавалеры – люди отважные, они прекрасно владеют оружием, если бы им решать – никаких сомнений, они стали бы защищаться. Они наверняка сумели бы несколькими точными выстрелами разогнать взбесившуюся толпу. Пролилось бы много крови, но ради нее от такого плана отказались. Она своей кротостью, добротой, разумом и душевной чистотой навсегда покорила сердца кавалеров.

Постепенно толпа подобрела. Тепло и отдых сделали свое дело. То тут, то там вспыхивал смех. Люди справляли поминки по девушке из Нюгорда, той, кого Господь лишил разума. А поминки – дело радостное: чистая, безгрешная душа улетела к ангелам.

Дети бедных арендаторов набросились на фрукты – они таких и не видели. Почитавшие за роскошь бруснику и клюкву с окрестных болот, с горящими глазами грызли они налившиеся прозрачным соком астраханки, продолговатые, сладкие, как мед, райские яблочки, золотистые и кисловатые лимонные яблоки, розовощекие груши и сливы всех сортов: желтые, красные и синие.

Все довольны – показали свою власть. Значит, не пустые это слова – власть народа. Французы-то, говорят… ого-го!

Дело идет к полуночи. По-прежнему в черном, истыканном мелкими гвоздиками звезд небе сияет круглая восковая луна. Настроение совсем другое – похоже, опасность миновала. Кавалеры вздохнули с облегчением – им досталось немало непривычной работы: таскать еду, раскупоривать бочки, наливать пиво в сотни подставленных кружек.

Но тут в одном из окон усадьбы загорелся свет. По толпе пронесся продолжительный вздох:

– А-а-а-а…

Горит свеча, а свечу держит молодая женщина. Она появилась лишь на несколько секунд, но людям кажется, что они ее узнали. У нее густые темные волосы и румяные щеки.

– Она здесь! Они ее спрятали! – раздаются яростные возгласы. – Кавалеры ее спрятали в усадьбе, ее, нашу девочку, у которой Господь отнял разум! Безбожники! И вы спокойно смотрели, как мы уже три дня, не зная покоя, забросив все дела, ее ищем! К черту ваше угощение. Горе нам, что приняли подачку из ваших рук! Ведите ее сюда! А там посмотрим… берегитесь, безбожники!