Аттила, Бич Божий - Росс Лэйдлоу

Собрав шаманов, Аттила спросил у них, что сулит его людям ближайшее будущее. Авгуры долго вглядывались то во внутренности зарезанных овец, то в какие-то жилки на обскобленных костях, но хранили зловещее молчание. Лишь когда Аттила пообещал посадить их всех на кол, шаманы объявили, что гуннам грозит беда. Аттила, который был не столь суеверным, как прочие его соплеменники, в подобное предсказание не поверил, поэтому, взяв с гадателей обещание хранить пророчество в тайне, он позволил шаманам спокойно удалиться, а сам, для укрепления боевого духа, решил обратиться к своему войску с воодушевляющей речью. Армия его была столь огромна, что лишь первые ряды всадников могли слышать своего предводителя, но один вид обращающегося к ним Аттилы должен был произвести на воинов нужный эффект.

Когда огромное войско собралось вокруг него, Аттила взошел на трибуну, возведенную на станине одной из телег.

— Преданные гунны, верные остроготы, отважные ругии, храбрые тюринги, смелые скиры и герулы, соратники! Сегодня мы одержим великую и славную победу, равных которой еще не знали, над римлянами и их введенными в заблуждение друзьями, из числа которых лишь визиготов нам следует опасаться. Что до собственно римлян, то они не представляют никакой угрозы; слабые и нерешительные, они не осмеливаются сражаться по-мужски, а сжимаются в тесные ряды, словно раки в железных панцирях. Сражайтесь храбро, и ваши боги защитят вас! Я первым пущу стрелу во врага, и тот, кто не последует моему примеру, будет приговорен к смерти. Но что-то мне подсказывает, что таковых среди вас нет. Скажите, что я не ошибся.

Ответом ему был одобрительный гул, вылившийся в конце концов в громоподобный рев целой армии. Когда шум стих, Аттила распустил солдат, и они вернулись на свои места. Убедившись в том, что уверенность и боевой дух войска полностью восстановлены, Аттила и сам пришел в приподнятое настроение.

Он уже собирался вернуться в свой шатер и немного отдохнуть перед предстоящей битвой, когда увидел, что к нему спешит один из разведчиков.

— Неприятная весть, господин, — выдохнул он. — Визиготы вот-вот займут холм, возвышающийся над нашим правым флангом.

Мысли вихрем закружились в голове у Аттилы. Какой холм? Ему докладывали, что выбранная местность совершенно плоская и нерельефная. Но эти равнины такие широкие, что уединенную возвышенность можно и не заметить, особенно в предрассветной мгле. Конечно, ему следовало самому изучить местность; он бы не пропустил ничего тактически важного. Вот что бывает, когда вождь теряет концентрацию, мрачно подумал Аттила. Уже через несколько секунд он был в седле, выкрикивая указания — занять холм прежде, чем на него взберутся визиготы, но внутренний голос подсказывал Аттиле, что он опоздал.

Сходятся врукопашную; битва — лютая, переменная, зверская, упорная.

Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. 551 г.

Укрывшись в ивняке на берегу Матроны, Тит наблюдал за тем, как визиготы Торисмунда, припадая к земле, подошли к холму и начали на него взбираться. Они были уже на полпути к вершине, когда их заметили из гуннского лагеря. Подлетевшие к горе уже через считаные мгновенья всадники-гунны оставили лошадей у подножия холма, и начали карабкаться на него параллельным германцам курсом. Но люди Торисмунда достигли верхушки горы раньше своих преследователей. Развернувшись, визиготы оказали гуннам такой прием, что те скатились с горы, даже не успев как следует вступить в бой. Волна за волной накатывались гунны на засевших на вершине германцев, но лишь множили свои потери, и вскоре прекратили атаки. Должно быть, Аттила счел дальнейший штурм столь неприступной позиции бессмысленным, подумал Тит. Используя прибрежные деревья и кустарники в качестве укрытия, он вернулся в лагерь и доложил об увиденном Аэцию.

— Первый раунд за нами, — сказал полководец. — Будем надеяться, удача нас не оставит и впредь. — Он окинул курьера проницательным взглядом. — Ты и сам, конечно, понимаешь, что у Аттилы есть одно — но огромное — надо мной преимущество.

— Если и было, то теперь — все в наших руках, господин.

— Я тронут, Тит, тем, что ты в меня так веришь. Я скажу тебе, в чем оно заключается: для его сторонников слово Аттилы — закон, что позволяет ему держать всю свою армию под полным контролем. Я же о подобном могу только мечтать. За исключением римлян, мне никто не подчиняется. Федераты явились сюда по доброй воле, явились, когда их германские головы прониклись сознанием того, что, пойдя против Аттилы единым фронтом, они потеряют гораздо меньше, чем, если будут сидеть и ждать, когда он сам к ним придет. Они в любую минуту вольны развернуться и уйти, и с этим я ничего не могу поделать.

— Но этого же не случится?

— Будем надеяться, что нет. Я ни на йоту не верю этому Сангибану, но, полагаю, мы нашли способ его успокоить. Остальные щадить себя не станут — в этом я уверен.

* * *

Солнечный, безоблачный, с легким бризом, не позволявшим ему стать невыносимо жарким, день тянулся медленно. Пошел седьмой час; уже и стоявшее в зените солнце поползло вниз, а за нагромождением телег, позади которых стояли палатки гуннов, не наблюдалось никакого движения. Наконец, в девятом часу, прискакавшие к палатке главнокомандующего разведчики доложили Аэцию, что войско Аттилы начало готовиться к битве. Как и предсказывал Аэций, гунны заняли центр. Справа от них встали ругии, герулы, тюринги, гепиды и те франки и бургунды, которые не присоединились к римлянам. Правым крылом командовал Ардарих, король гепидов. В левом крыле войска Аттилы стояли остроготы, под предводительством трех братьев, совместно правивших племенем — Валамира, Теодемира и Видимира.

Пока гунны и подчиненные им народы выдвигались на позиции, Тит вскочил на коня и доставил вождям федератов приказ Аэция занять отведенные им посты. Не прошло и нескольких минут, как Каталаунские поля стали походить на растревоженный муравейник: повсюду снующие туда-сюда люди; но даже в этой суете стройные шеренги одетых в доспехи римлян выделялись на фоне свободных построений федератов. Воздух наполнился резкими звуками готских военных горнов и звонкими тонами римских труб.

— Что теперь, господин? — спросил Тит, доложив, что задание выполнено.

— Будем ждать, Тит, будем ждать, — тихо ответил полководец. — Теперь от меня ничего не зависит: все, что мог, я уже сделал. Как ты уже слышал, федераты мне не подчиняются. Главное, чтобы они придерживались установленного плана. Но есть и хорошее предзнаменование: разведчики доложили мне, что Аттила лично встал во главе гуннов.

— А что в этом хорошего?

— Это говорит о том, что он нервничает. Прежде Аттила никогда — ни разу — не принимал активного участия в сражениях; это за него делали его командиры. Видимо, он полагает, что, если не поведет воинов в бой лично, гунны могут потерпеть поражение. — На лице полководца отразилась печаль. — Мне и в голову не приходило, что такое когда-нибудь может случиться, Тит, — сказал он тихо. — Что мы с Аттилой, моим самым лучшим другом, пойдем друг на друга с оружием в руках. Есть в этом что-то от Каина с Авелем, тебе не кажется? — Затем лицо Аэция просветлело, и он резко выпалил: — Я хочу, чтобы ты присоединился к Торисмунду. Оттуда, с возвышенности, все поле боя будет перед тобой как на ладони. Заметишь что-нибудь важное — разрыв в линиях с нашей или с их стороны, к примеру, — немедленно докладывай мне.