Хроники Тиа-ра: битва за Огненный остров - Олег Фролов

– Ладно… Ладно, я понял. Я верю тебе, Тот-ра. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – сдался я.

– Хорошо, – закивал он головой. – Хорошо. Только не говори никому. И используй его вовремя. Если будет опасность. Выбора нет.

От этого «Выбора нет» я даже вздрогнул. В точности так, как звучал знак Сущности. Хотя… Тот-ра мог просто повторить мои слова, сказанные в умме Закона.

– Не волнуйся, я сделаю это, если будет нужно, – еще раз сказал я.

– Хорошо, – повторил главный механик и как-то неловко попытался меня взять за предплечье. То ли ободрительно, то ли как-то еще. От неожиданности я невольно вздрогнул, и Тот-ра тут же убрал руку.

Хорошо, – пробормотал он уже самому себе, уходя.

Я еще раз взвесил на ладони механизм, покрутил его в руках и засунул под хартунг на груди. Что ж… Пусть будет так.

Ужасно захотелось есть. Казалось, в один момент на меня навалился весь тот голод, который отсутствовал последние дни. Странный момент для того, чтобы наедаться, но именно этого сейчас требовал мой организм. И самое время с ним согласиться.

Вечером я должен был пойти к Миа-ку. Не мог поступить иначе. Не знаю, что там нас ждало завтра, но времени сомневаться и собираться с духом уже не было. И не было больше внутренних отговорок, которые помогли бы перенести эту встречу на завтра. Хотя в каждый момент времени я хотел ее сегодня, сейчас. Но боялся очередного отказа. Просто боялся…

В проходах уммы, где нашла свой приют Миа-ку с Тами-ра, было пусто и тихо, но от этого удары собственного сердца были еще более громкими. Казалось, этот частый и ритмичный стук звучит за пределами моего тела и отражается от стен эхом.

В своей узкой и высокой, похожей на колодец, комнате Миа-ку сидела на полу и плакала. Новой жизни не было видно и, спонтанно сопоставив его отсутствие со слезами Миа-ку, я спросил (слишком громко, слишком резко):

– Где Тами-ра?!

Женщина вздрогнула от неожиданности.

– У Механика оболочек… Старшая мать повела.

– С ним все в порядке?..

– Да. Он поправляется.

Можно выдохнуть.

– Прости, что напугал… Могу я войти? – спросил я и в очередной раз мысленно возненавидел себя за неловкость.

Миа-ку жестом указала на ковер и отвернулась. Наверное, только для того, чтобы вытереть глаза краем хартаба. Я сделал шаг навстречу и замер. Замолчал. Несколько длинных-длинных мгновений собирал богатый урожай неловкости.

На самом деле при виде ее слез щемило в груди. Это сбивало с толку, тревожило, дезориентировало – казалось, сейчас заплачу и я сам. Все слова, которые я подготовил заранее, потеряли смысл и в один миг стали неуместными. Захотелось просто подойти и обнять молча, без лишних слов. И сидеть так, неподвижно.

Захотелось. Но в то же время я не был уверен, что это правильно. Что я должен и имею право сделать именно так. Соблазн спрятаться за ширмой слов и логики давил и сковывал.

Что лучше – жалеть о том, что сделал, или о том, чего не сделал?

Наверное, я бы не пережил отстранившегося плеча, руки, задержавшей меня, спокойного, но уверенного «не надо». Внутренне зажмурившись, делаю пару шагов через центр комнаты (незащищенный, открывшийся), сажусь рядом и обнимаю Миа-ку молча, без лишних слов. И сидим так, неподвижно.

Через несколько секунд Миа-ку аккуратно, медленно кладет голову на мое плечо и снова плачет. Я не вижу ее глаз, но слышу, как она всхлипывает.

Сквозь страх, сомнения, неуверенность в завтрашнем дне неукротимым солнечным лучом прорезается Счастье. Бесспорное. Безусловное. Я невольно улыбаюсь пряди ее волос на своей груди. И хорошо, что Миа-ку этого не видит.

– Почему ты плачешь? – спрашиваю тихо.

Миа-ку мотнула головой и всхлипнула еще громче.

– Не хочешь говорить?

Еще один неопределенный жест – что-то среднее между уверенным кивком и твердым «нет». Что-то среднее по смыслу, направлению и содержанию.

– Ладно… – сказал я, и некоторое время мы сидели неподвижно.

Честно говоря, я бы сидел так долго. Хоть целую вечность.

Но вечности у нас не было. Да и Миа-ку через некоторое время успокоилась, затихла на моем плече. Убрала рукой волосы, упавшие на лицо. Хрустальную чистоту и прозрачность момента снова наполнили тени неопределенности и неловкости. Я должен был что-то говорить. Вероятно, то, зачем и пришел.

– Послушай, я хотел сказать… Хотел попросить у тебя прощения. Ты была права во всем. Я не должен был впутывать во все это… в наши отношения Мику-ра. Что бы ни происходило между тобой и ним. Наверное, я проявил слабость. Наверное, я просто испугался тебя потерять и воспользовался удобной возможностью…

– Ничего… Это ничего, – наконец ответила она и положила свою руку на мою. Так я испытал очередной прилив острого и бескомпромиссного счастья. Счастья, от которого перехватывало дыхание. Свободной рукой беру ее ладонь в свою и держу.

– Знаешь, что бы я ни делал… Тут важна причина, а не поступок. И я хотел сказать…

– Это необязательно, – мягко перебила меня Миа-ку.

– Нет, я все-таки хочу сказать. Что бы ни было между нами. Ты и Тами-ра – самое главное и самое ценное для меня. И это я бы не променял ни на что другое, понимаешь?

Может, со мной что-то не так, – продолжаю говорить. – Я не стремлюсь повязать на руку как можно больше красных лиг. Я не ищу встреч с другими женщинами и не провожу дни в общих залах женских родов. Думаю, ты знаешь, что это правда, и мне не нужно что-то доказывать.

Но ведь и ты не такая, как другие… Уверен, что старшие матери давят на тебя, пытаются убедить в том, что один мужчина – этап пройденный, и ни одна женщина не должна отдаваться ему сполна. Уверен в этом.

Я говорил и говорил, смешивая заготовки, много раз сказанные про себя бессонными ночами, с экспромтами, порожденными моментом.

– Все это еще раз доказывает: мы – другие. И наши отношения – другие. Понимаешь, о чем я?

– Да, – тихо ответила она.

– И мы должны беречь это. Несмотря ни на что. Несмотря на эту проклятую войну, осуждение окружающих и невозможность быть вместе все время. Беречь это и преодолевать любые препятствия. И прощать друг другу – в том числе…

Я замолчал, а Миа-ку подняла голову с моего плеча, села ровно и кивнула. Чуть более отрешенно, чем мне хотелось бы. Чуть более независимо, чем ожидал.

В какой-то момент я даже испугался, что сказал что-то лишнее, ненужное. Но оказалось, что Миа-ку просто раздумывала. А потом произнесла:

– Думаю, должна сказать тебе кое-что.

– Обычно так говорят, если хотят сообщить что-то неприятное, – с улыбкой сказал я. Вероятно, не к месту.

Миа-ку не улыбнулась в ответ, а просто напряженно посмотрела мне прямо в глаза молча.