Деникин. Единая и неделимая - Сергей Кисин

Каменев вынужден был посылать резервные 56-ю, а затем и 21-ю стрелковые дивизии не Шорину для натиска на Царицын, а в погоню за неуловимым Мамантовым. Донец же, легко опрокидывая слабые заградотряды, огнем и мечом прошел через Козлов, Раненбург, Лебедянь, Елец, Грязи, Касторную. По ходу рейда донцы уничтожали гарнизоны, разрушали связь, сжигали приготовленные для армии пункты военного снабжения, распускали несколько десятков тысяч мобилизованных большевиками солдат по домам. Более того, из пленных красноармейцев и местных крестьян была создана 1-я Тульская добровольческая пехотная дивизия (1790 штыков) под командованием полковника Федора Дьяконова.

Сидорин предполагал, что Мамантов поведет свой корпус сразу на Воронеж и Лиски, дабы отрезать лискинскую группировку красных, но тому не хотелось связывать себя изнурительными боями — древняя страсть к «походам за зипунами» была куда более по душе донцу. Здесь уже законы классического набега умножались стремлением отомстить «русским» за расказачивание. Грабили, как в чужой стране — бессмысленно и беспощадно. С каждым новым городом обоз корпуса рос, превращаясь в огромную отягощенную добычей змею (до 60 верст). Наступать с таким «хвостом» было совершенно немыслимо, и донцы потихоньку отправляли награбленное в родные станицы. Поскольку бесчисленные телеги надо было охранять, корпус очень быстро уменьшился с 9 до 2 тысяч штыков и сабель.

Справедливости ради стоит заметить, что грабили не только казаки — те просто не смогли бы увезти все трофеи. Генерал гулял по-крупному — склады красных были отданы на разграбление местному населению, которое восторженно приветствовало «военный коммунизм» по-мамантовски. Ленин был в ярости: «…Около 290 вагонов имущества вещевого склада остались в Козлове и разграблены казаками и населением». Вождю не о чем было волноваться, население строго выполняло его собственный наказ — «грабь награбленное».

Деникин писал: «Мамонтов (в источниках генерал чаще фигурирует под более привычной русскому уху фамилией «Мамонтов». — Прим. автора) под предлогом дождей, вызвавших распутицу, приказания не исполнил и, пройдя с боем через фронт, пошел на север, совершая набег в глубокий тыл противника — набег, доставивший ему громкую славу, звание народного героя и… служебный иммунитет».

Врангель был гораздо жестче: «Имя генерала Мамонтова было у всех на устах. Донской войсковой круг торжественно чествовал его, газеты были наполнены подробностями рейда. Я считал действия генерала Мамонтова не только неудачными, но явно преступными. Проникнув в тыл врага, имея в руках крупную массу прекрасной конницы, он не только не использовал выгодности своего положения, но явно избегал боя, все время уклоняясь от столкновений. Полки генерала

Мамонтова вернулись, обремененные огромной добычей в виде гуртов племенного скота, возов мануфактуры и бакалеи, столового и церковного серебра. Выйдя на фронт наших частей, генерал Мамонтов передал по радио привет «родному Дону» и сообщил, что везет «Тихому Дону» и «родным и знакомым» «богатые подарки». Дальше шел перечень «подарков», включительно до церковной утвари и риз. Радиотелеграмма эта была принята всеми радиостанциями. Она не могла не быть известна и штабу Главнокомандующего. Однако генерал Мамонтов не только не был отрешен от должности и предан суду, но ставка его явно выдвигала…»

Красный командарм Александр Егоров со своей колокольни считает несколько по-иному: «Своим движением на север, вместо района Лисок, Мамонтов бесконечно расширил цели и задачи своих действий, в расчете, очевидно, на восстание крестьянства и городской буржуазии против советской власти. Это, конечно, авантюра, но Мамонтов, имея более сильные средства для достижения менее обширных задач, был здесь в меньшей степени авантюристом, чем сам Деникин. К тому же, в отличие от Деникина, сам осуществлял свои идеи и — надо быть откровенным — имел с первых же дней рейда много ярких доказательств правильности своих расчетов. Мамонтов не добился основного: крестьянство не восстало».

Не восстало оно еще и потому, что в рейде Мамантова оно увидело в первую очередь не освободителей, а мстителей. И пусть набег донцов, проходивший по губерниям Великороссии, не отмечался такими мрачными погромами и экзекуциями, как рейды Шкуро по еврейским местечками Украины, но основания для хлеба-соли со стороны ничего, кроме грабежа, не получивших от белых землепашцев не было.

Борис Штейфон писал: «Мы двигались по России, это была ведь наша Родина, однако, выйдя из Донецкого бассейна, мы не могли отрешиться от странного чувства, будто мы входим в какую-то чужую страну. Сказывалась непримиримая разность мировоозрений. В течение многих месяцев зимней борьбы мы как-то сжились с мыслью, что там, за красным фронтом, там не подлинная России».

Тыл Егорьева был совершенно дезорганизован, пришлось срочно формировать целый Внутренний фронт Михаила Лашевича из 23 тысяч штыков при поддержке бронепоездов.

Навстречу Мамантову по готовому атаковать Селивачеву в стык 13-й и 14-й армий ударил Кутепов, отбросив их соответственно к Курску и Ворожбе. На Воронеж с юга пошел корпус Шкуро, который и взял город вместо донца. Сам Мамантов, сбросив тяжкий груз телег с награбленным, только тогда все же захватил Лиски и соединился со Шкуро.

Снисходительный Деникин отмечает: «Будем справедливы: Мамонтов сделал большое дело, и недаром набег его вызвал целую большевистскую приказную литературу, отмеченную неприкрытым страхом и истерическими выпадами. Сам Бронштейн, находившийся тогда в районе набега и с необычайной поспешностью отбывший в Москву, писал по дороге: «Белогвардейская конница прорвалась в тыл нашим войскам и несет с собою расстройство, испуг и опустошение пределов Тамбовской губернии…» Взывал тоном растопчинских афиш: «На облаву, рабочие, крестьяне… Ату белых! Смерть живорезам!..» И в конце концов смилостивился над «казаками, обманутыми Мамонтовым», приглашая их сдаться: «Вы в стальном кольце. Вас ждет бесславная гибель. Но в последнюю минуту рабоче-крестьянское правительство готово протянуть вам руку примирения…»

Но Мамонтов мог сделать несравненно больше: использовав исключительно благоприятную обстановку нахождения в тылу большевиков конной массы и сохранив от развала свой корпус, искать не добычи, а разгрома живой силы противника, что, несомненно, вызвало бы новый крупный перелом в ходе операции».

Кавказская армия уже не наступала, а только сдерживала красных. Деникина это не особенно волновало — Колчак уже не отступал, а бежал. Смысла тратить силы на поход вдоль Волги уже не было. Поэтому все силы необходимо было сосредоточить на фронте наступления Май-Маевского, который уже просто гнал перед собой украинские армии красных.

5-й кавкорпус Юзефовича взял Гадяч, Конотоп и Бахмут, генерал Шиллинг высадил десант Сводно-драгунского полка в Одессе на поддержку офицерского восстания в городе, а 7-я дивизия Бредова вошла в Киев одновременно с наступавшими с юга сечевыми стрельцами Петлюры. К Петлюре Деникин доверия не питал, но на данный момент тратить на него лишних сил не хотелось — с галичанами были установлены временные «разграничительные линии».

7 сентября Кутепов с «цветными» был уже в Курске, 8-го в Щиграх. Под Курском в селе Софроновка его конный разъезд из 2-го Корниловского полка задержал знаменитую певицу и киноактрису Надежду Плевицкую, которую еще Николай II называл «курским соловьем». Знал бы Кутепов, что его корниловцы привезли в штаб его будущую убийцу.