История альбигойцев и их времени. Книга первая - Николай Осокин

В собрании при этих словах, которые были сочтены дерзостью, поднялась буря. Оскорбительный вызов отчаянного де ла Тура, высказанный так смело, никто из арагонских баронов не хотел принять. Только Педро откликнулся на него.

— Ламберт, скажи твоему государю, что скоро мы сами принесем ему ответ на конце нашего копья.

Разгоряченные рыцари едва ли выпустили бы поели живым из залы, несмотря на его благородное звание. Но некоторые из королевских приближенных, знавшие Ламберта лично, просили короля взять его под защиту и скорее выслать из пределов Арагона. Не без опасности герольд вернулся к Монфору.

Перед выступлением в поход король получил послание от Иннокентия, чье содержание было довольно грозным. Папа грозил королю за поднятое против воинов креста оружие и за покровительство еретикам.

Дело в том, что Иннокентий уже успел получить донесение лаворского собора, пристрастно составленное в интересах легатов, и выслушал посольство, в котором, между прочим, участвовал отец Феодосии и архидиакон Вильгельм. Это донесение заключало в себе оправдание того терроризма, которого легаты считали нужным держаться по настоящее время и всю ответственность которого по-прежнему продолжали приписывать тулузскому графу.

«Язва ереси, посеянная здесь с древних времен, в последние годы дошла до такой высоты, что всякое богослужение впало в поношение, что еретики и рутьеры делали открытые насилия духовенству и грабили церковное добро. Виной всего был и есть граф тулузский, хотя побежденный Монфором, но еще владеющий убежищами, из которых он может проливать яд свой. С тех пор как он удостоился быть у вашего святейшества и был ободрен снисхождением и приемом, которого он не заслуживал, стало очевидно, что ангел сатаны вселился в его сердце; отплачивая неблагодарностью за ваши милости, он не исполнил ничего, что обещал в вашем присутствии».

Далее, доказывая нерасположение Раймонда к Церкви, собор указывает на его дружбу с Оттоном, этим мятежником против Церкви и Бога, и от сношений графа с мнимым императором зависело его отношение к еретикам.

Действительно, Оттон в это время находился во враждебных отношениях с Римом, который выдвинул против него другого претенденга на пресгол в лице Фридриха II Гогеншгауфена. Преследуемый имперагор пригягивал к себе всяческую оппозицию римскому правительству. Раймонд, видевший явное нерасположение к себе со стороны Филиппа Августа, принявшего на себя обязанность уничтожить Оттона, должен был, естественно, видеть в последнем своего союзника. В качестве преступления ему также вменялись переговоры с Савари, английским сенешалем, союз с которым ясно обнаружил приязнь графа с английским королем, тогда союзником Оттона. Раймонда укоряют в том, что он призывал на гибель христианству марокканского короля.

«Изгнав епископа Ажена, граф Раймонд ограбил все имущество его. Захватив аббата Муссака и аббата Монтобана, он почти целый год продержал их в своих тюрьмах. Ею рутьеры и единомышленники всячески истязали пилигримов светских и духовных в неисчислимом количестве; многих из них держали подолгу в тюрьмах, других держат и по сие время. Всем этим еще не ограничилась его злоба. Рука его всегда распростерта над нами, с каждым днем он становится все ужаснее и творит Церкви и Богу всякое зло, какое только в состоянии сделать он сам, его сын и друзья его, такие как графы Фуа, Комминга и Гастон Беарнский, преступнейшие из людей и столь же развращенные, как и он сам».

Содействие же, теперь оказываемое ему королем ара гонским, собор считает последним препятствием, каким враги Господа хотят расстроить его святое дело.

«Знайте, ваше святейшество, — так заканчивается послание, — что если страна, отнятая от этих тиранов, так справедливо и с таким пролитием христианской крови, будет возвращена им же, то не только новые заблуждения восторжествуют там с возрастающей силой, но настанс! неминуемое падение духовенства и Церкви. Нельзя в этом донесении исчислить бесконечных злодейств и других про ступлений их, — это вышла бы целая книга. Поэтому мы поручили послам словесно передать о многих предметах, сердечно желая, дабы их речь достигла до святого слуха вашего».

Понятно, что Иннокентий расположен был больше верить своим легатам, на которых он полагался вместе со всей курией. Мы знаем, как он враждебно был настроен относительно легатов до представлений арагонских послон, что он велел снять отлучение с обвиненных графов и воч вратить им земли, но знаем также, что пастырская слабость Иннокентия III, исходившая из всех преданий и условий папской политики, заключалась в излишней доверчивости к легатам, злоупотреблявшим его именем и авторитетом.

Но теперь как будто сами обстоятельства восстали па альбигойцев и их державного покровителя. Не одни легаты делают представление Иннокентию против Раймонда. Около того же времени в том же духе пишет архиепископ арльский Михаил к епископам своей епархии, в порыве католической ревности он предлагает уничтожить Тулузу, как пораженный член. Города еретиков, которые сравниваются с Содомом и Гоморрой, он советует искоренить вместе с обитателями.

Архиепископ Бордо Вильгельм приносит тогда же благодарение папе за все добро, оказанное крестоносцами провинции Нарбонны и Оша, и впредь просит продолжать оказывать те же благодеяния .

Епископ Безьера Бертран просит папу разрушить дотла город Тулузу с окрестностями, где пребывают последние еретики, дабы тем отнять у графа Раймонда возможность вредить Церкви.

«Если бы король арагонский, — добавляет епископ, — стал испрашивать у вашего святейшества милости и возвращения земель графу и его сообщникам, то тогда он оказался мятежным сыном, который содействует еретикам, разбойникам, святотатцам, убийцам и людям, обремененным всякими преступлениями. Действительно, если Тулуза, это убежише еретиков, бывшее таковым издревле, останется жилищем этих вероломных людей, то из нее выйдет пламя, которое пожрет наши страны и области, с ними соседние» .

Архиепископ д'Э Бернар прямо говорит, что теперь ересь столъ же опасна, как была прежде.

Так глубока была вражда лангедокского духовенства к светской феодальной аристократии. Но не одни эти известия должны были вооружить Иннокентия на Петра Арагонского. К этому времени поспело разводное дело короля с его женой Марией, которое должно было кончиться так, как кончались подобные же дела с Беренгарией и Ингеборгой.

Дон Педро давно уже не любил Марию, принесшую ему в приданое Монпелье, и давно уже не жил с нею. К решительным и несправедливым поступкам он прибегнул в то время, когда задумал поддерживать альбигойскую партию. В бытность в Тулузе он в январе 1213 года, презирая права своего сына Иакова (будущего Короля-Завоевателя), торжественно окруженный всеми независимыми феодалами Юга и рыцарством Арагона и Каталонии, передал в лен город Монпелье пасынку Марии — Вильгельму V вместе с доменами, принадлежащими ему, короче все графство Монпелье, за исключением области Мельгейль, феодально принадлежавшей Тулузе, и теперь считавшейся за Церковью. В это же время Педро отправил послов к королю французскому и просил у него руки его дочери.