Вечный поход - Сергей Вольнов

«Подполковник Дымов, доложите обстановку!»

Ну конечно же, Антил опять убеждён, что он старше и по званию, и по должности. На него это периодически накатывало.

«Как всегда, дерьмовая», — привычно отмахнулся я.

Сейчас мне было не до перепалки. Бардака в моих мыслях хватало и без внутреннего голоса. Я листал подшивку своих снов за последние два-три месяца. Отнюдь не из праздного любопытства. Смутная догадка, подобно болевому раздражению от занозы в пальце, мучила меня уже несколько дней. Я пытался вытащить эту чуть торчавшую, недоступную занозу, неуклюже и безрезультатно; примерно так делал бы подобное человек с коротко обрезанными ногтями. Абсолютно безуспешно! Пришлось прибегнуть к «пинцету» — дотошному анализу сновидений и ощущений, совмещённому с хронологией событий. Сразу стало «теплее». Потом «ещё теплее».

Мои мысли двигались в нужном направлении.

Оттолкнулись они от того, что все мои сны в этой местности, после того как я, выражаясь языком киношных индейцев, «ступил на военную тропу» — были до одури реальны. Я чувствовал солёный вкус крови на разбитой губе. Я различал цвет, запах, звуки…

«Научились наконец-то сны делать!» — съехидничал Антил. От него решительно нельзя было отвязаться.

«Не можешь молчать — давай помогай расставлять видеокопии снов по соответствующим полочкам», — сдался я.

«Какие проблемы? Запросто! Все твои сны можно поделить на четыре категории. Первая — полный мрак с вкраплениями бессюжетных огрызков на дальнем плане. Коротко говоря — Чёрная дыра. Вторая категория — кошмары Лёхи Дымова. Представляют собой мешанину из пережитых и не пережитых ужасов, причём каждый раз в новой пропорции. Почти все оборванные и все — без перспективы выжить. Третья — эротические сновидения. „Мечты поэта Мастурбаки“. Правда, тут особняком стоят сны типа „проснулся раньше, чем успел её раздеть“… Ну а на четвёртую полочку ставим непонятные сны с твоим участием в каких-то чужих войнах. Вот и вся твоя видеотека, герр оберст!»

«Молодец, дружище! Тебе бы в кладовщики податься — цены б не было. По описи ты цепко чешешь. А вот нюансы упускаешь. Да ладно, нестрашно, качественная оценка — это же для товароведов. А значит, подвинься и слушай старших. Значит, говоришь, полный мрак на первой полке? Ну, это понятно, как раз совпадает с моментами относительной безопасности и крайней усталости. Вот и проваливался в сон, как в чёрную бездну. Какие уж тут видения?.. Вторая полка. „Смешались в кучу кони, люди“… Убитые враги не забываются. Это их посильная посмертная месть — сниться победителям и по капельке сводить тех с ума. А то, что ты назвал не пережитыми ужасами… Должно быть, летают тут сгустки энергий чьих-то оборванных жизней? Видишь, что вокруг творится-то? А может, напротив, ждёт это нас в ближайшем будущем, а снится в образе „знака“. Поди разбери. Вот только ты в толковании снов — полный ноль. А спеца нанимать — нам по штату не положено», — похоже, я опять перешёл на личности и откровенно над ним потешался.

«Ты гля, товаровед нашёлся! Неполный ноль… А что скажешь по поводу третьей полки? „Между прочим — все мы дрочим“. Так, что ли?!» — окрысился Антил.

«Фу-у, дружище… Не надо мне тут Бродского цитировать. Ты же знаешь, для меня Поэт Номер Один — это Маяковский. Например, вот это: „Вошёл к парикмахеру, сказал спокойный: „Будьте добры, причешите мне уши“… Я, Антил, хоть и не парикмахер, но уши могу первостатейно причесать. Не трогай моих женщин! Оставь солдату хотя бы сны о прелестях… А что касается тех, кого я не успел, по-твоему, раздеть… Дурак ты, Ант! Или просто ревнивый онанист со вспотевшими ладошками. Это была одна и та же женщина. Незнакомка. Не встреченная половинка. Это она проступает в снах солдата сквозь осколки былых четвертинок и десятинок. Измучила она меня, дружище, спасу нет. Иногда кажется — глаза б мои её не видели! А возникнет, и всё — опять на неё молиться готов. И тут в самое потаённое врываешься ты и несёшь всякую хрень: „не успел раздеть“… Я и не собирался торопиться!“

Незнакомка. Она действительно часто снилась мне в последнее время. НАВЯЗЧИВО, можно сказать. Стоило только начать об этом вспоминать, и её лицо зримо возникло перед глазами. Миниатюрное. С хрупкими правильными чертами. Серо-голубые глаза. И губы, напоминавшие два лепестка розы, загнувшиеся по краям. Специально и случайно одновременно. Набухшие. Может, от внутренней влаги, а может, от желания цвести. Не губы, а мишень для моих взглядов и ловушка для поцелуев. И это — при полнейшем отсутствии похоти! А ещё — внутренний свет, заливающий лицо… Я был уверен, она попросту не от мира сего, если смогла свести меня с ума. Меня, абсолютно уверенного после бесплодных поисков, что на всей планете нет моей половинки. Где-то на небесах, должно быть, забыли её вложить в моё, а заодно и во все пограничные поколения.

Пока что она мне только снилась… постоянно, что да то да.

«Знаешь, Антил, такое ощущение, что мне даже не женщина снится, а маяк. Манит огнями, вспыхивает, как будто кричит: сюда плыви, сюда! И я бросаю всё и плыву. Даже помню курс, где её искать! Но… только во сне. Просыпаюсь — опять полная неизвестность. Вот только, ты-то здесь при чём? Без тебя разберусь. Без твоих потных ладошек. Она — моё личное… А для общего дела — это мелочь».

«Ладно. Точно, сам разбирайся со своими женщинами, — проскрипел Ант. — Мне и тебя с лихвой хватает. Послал господь потельника… Ну, а с четвёртой полкой как? Тоже мелочь?»

«Ну, не совсем мелочь… Смотря в чьих войнах я там участвую. И в качестве кого имен… ИМЕННО! Есть! Попадание!»

Я цепко ухватил «занозу», и она тут же отозвалась подкожной болью.

«Ант, умолкни, ради бога! Дай сосредоточиться. Потом всё расскажу, — я закрыл глаза, боясь пошевелиться. — Точно! „Смотря в качестве кого. Именно!“ А всё это время снился мне неведомый раскосый народ. Кочевники. И я был у них пусть не самым главным, но всё равно — очень большим военачальником. Мне беспрекословно подчинялись тысячи вооружённых всадников. Так!.. И звали они меня…»

«Ага! Спишь и видишь себя большу-ущим военачальником. Ну, и как там тебя эти кочевники звали? Случайно не Бог?!»

Наверное, мою тягу к самоиронии наверняка успокоили бы разве что меры комплексные — кляп в рот Антилу и осиновый кол в грудь ему же.

«Нет, увы. Не Бог. Как-то попроще. Типа — Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, блин! Гасан — Гасан… Хасан… » — я замер и прошептал вслух:

— Хасан… Хасан… бек?

Внутри меня что-то всколыхнулось. Отозвалось. Пробежала тёплая волна и улеглась.

«Хасанбек! Меня звали Хасанбек… — Я настороженно осмотрел окрестности; вокруг ничего не изменилось. — Вернее, я сам был этим Хасанбеком… А может, наоборот, он был мной?»

Я запутался. Определённо, кто-то из нас кем-то был. Или оба одновременно, или каждый по очереди.

«Хасанбек…»

Я вспоминал себя в этих снах. И снова недоумевал: сны ли это?! Я помнил откликающуюся прохладу металлических пластин доспеха и знал, что он назывался хуяг. Я осторожно вёл кончиками пальцев по клинку мэсэ, впитывая кожей выбитый на его пятке рисунок: «XXXI». Я помнил гулкий со звенящим коротким эхом щелчок тетивы своего тугого номо. Слишком хорошо помнил.