Сталин - Дмитрий Волкогонов

Не верится, что это говорил человек, интеллектуальная совесть которого подсказывала ему, вероятно, другие слова…

Рыков, первый после Ленина Председатель Совнаркома: «Я хотел характеризовать роль товарища Сталина в первое время после смерти Владимира Ильича… О том, что он как вождь и как организатор побед наших с величайшей силой показал себя в первое же время. Я хотел характеризовать то, чем товарищ Сталин в тот период сразу и немедленно выделился из всего состава тогдашнего руководства».

И это говорил человек, всегда славящийся своей прямотой, неподкупностью, большим гражданским мужеством…

Томский, руководитель профсоюзов страны: «Я обязан перед партией заявить, что лишь потому, что товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким из учеников Ленина, лишь потому, что товарищ Сталин был наиболее зорким, наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути, потому, что он наиболее тяжелой рукой колотил нас, потому, что он был более теоретически и практически подкованным в борьбе против оппозиций, – этим объясняются нападки на товарища Сталина».

И это говорил человек, известный ранее своей партийной принципиальностью и умением отстаивать ее до конца…

Приведу фрагмент выступления вновь принятого в члены партии, битого-перебитого Зиновьева, первого, кто назвал четыре имени рядом – Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. «Мы знаем теперь все, что в борьбе, которая велась товарищем Сталиным на исключительно принципиальной высоте, на исключительно высоком теоретическом уровне, – что в этой борьбе не было ни малейшего привкуса сколько-нибудь личных моментов…» Зиновьев назвал доклад Сталина «докладом-шедевром», долго и заискивающе говорил «о триумфе руководства, триумфе того (выделено мной. – Прим. Д.В.), кто возглавил это руководство…». Когда меня вернули в партию в первый раз, сказал кающийся Зиновьев, то Сталин мне сделал такое замечание: «Вам в глазах партии вредили и вредят даже не столько принципиальные ошибки, сколько то непрямодушие по отношению к партии, которое создалось у вас в течение ряда лет» (здесь в зале стали раздаваться многочисленные возгласы: «Правильно, правильно сказано!»). Далее бывший претендент в лидеры партии заявил: «Мы видим теперь, как лучшие люди передового колхозного крестьянства стремятся в Москву, в Кремль, стремятся повидать товарища Сталина, пощупать его глазами, а может быть, и руками, стремятся получить из его уст прямые указания, которые они хотят понести в массы».

Это говорил человек, который много лет лично знал Ленина, учился у него, считал себя его соратником. Страх оказаться окончательно выброшенным на политическую свалку заставлял Зиновьева говорить все эти унизительные слова. Также, презрев интеллектуальное достоинство и совесть, курили фимиам «вождю» Каменев, Радек, Преображенский, Ломинадзе, другие поверженные Сталиным в «оппозиционной» борьбе.

Сталин, сидя теперь, как обычно, во втором ряду, с внешним безразличием посмотрел на поднимающегося на трибуну Каменева. Ему вспомнилось, как тот, председательствуя, как бывало раньше на съездах, заседаниях Политбюро или на других совещаниях, нетерпеливыми репликами старался «повернуть» выступавших в нужную сторону. Однажды, когда их отношения уже испортились, Каменев бросил Сталину, перечислявшему в своем выступлении ошибки «оппозиции»:

– Товарищ Сталин! Что вы как овец считаете: первое, второе, третье… Ваши аргументы не умнее этих овец…

– Если учесть, – быстро парировал генсек, – что вы одна из этих овец…

Что сейчас скажет Каменев?

А Каменев каялся неприлично, униженно, вымаливающе:

«– Та эпоха, в которую мы живем, в которую происходит этот съезд, есть новая эпоха… она войдет в историю – это несомненно – как эпоха Сталина, так же как предшествующая эпоха вошла в историю под именем эпохи Ленина, и что на каждом из нас, особенно на нас, лежит обязанность всеми мерами, всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию этого авторитета… Я хочу сказать с этой трибуны, что я считаю того Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собою, по библейскому (простите) выражению, эту старую шкуру… Да здравствует наш, наш вождь и командир товарищ Сталин!»

Сталин, полузакрыв глаза, слушал торопливую речь Каменева. Даже он еще не знал, что почти через три года сделает Каменева с Зиновьевым и многими другими не «политическими трупами», а физическими, натуральными. Но что это последнее (на таком форуме) выступление Каменева, Сталин знал точно. Хватит либеральничать!

Сталин с нескрываемым интересом слушал все эти панегирики, чувствуя себя триумфатором. Ведь он знал, что Каменев в разговоре с Троцким называл его «свирепым дикарем», а Зиновьев в своем кругу именовал «кровавым осетином»; Бухарин не раз уязвлял Сталина за незнание иностранных языков; Радек в первом издании книги «Портреты и памфлеты» не нашел для него, будущего генсека, и нескольких слов; Преображенский, считавшийся крупным теоретиком, в одной из речей в 1922 году назвал генсека «неучем»…

Месть? Нет, это мелко, думал триумфатор. Пусть вся партия убедится, что во всех спорных вопросах, во всех дискуссиях, на всех переломных этапах правым оказывался только он, Сталин. И это говорит не он, а они, его бывшие оппоненты. Пусть все знают впредь, что он обладает не только политической волей, организаторскими способностями, что признается в партии уже давно, но и особой мудростью, прозорливостью, способностью к предвосхищению и твердой рукой… Съезд победителей? Может, съезд победителя?! Если бы Сталин хорошо знал отечественную историю, то мог бы вспомнить весьма красноречивый факт. После разгрома Наполеона сенат решил преподнести Александру I титул «Благословенный» в знак особых заслуг в спасении Отечества. Однако Александр вежливо, но твердо отказался.

А Сталин все ждал и ждал новых эпитетов, сравнений, фимиама. Никто, правда, не додумался сказать: идет «съезд победителя». Фантазия людей все же не всегда на высоте… Но многое на этом съезде прозвучало впервые. Хрущев и Жданов, например, первыми назвали его, Сталина, «гениальным вождем», Зиновьев причислил его к лику классиков научного социализма, Киров определил генсека как «величайшего стратега освобождения трудящихся нашей страны и всего мира»; Ворошилов сказал, что Сталин, будучи «учеником и другом» Ленина, являлся и его «оруженосцем». Уж это-то нелепость: друг и оруженосец!

Возможно, Сталин думал, что диктатура пролетариата должна иметь персональное олицетворение? Для демократии не нужны лица, облеченные особой властью, чтобы ее выражать. А диктатура класса… Все говорит о том, что Сталин считал нормальным для руководителя первого в мире социалистического государства обладать неограниченными правами. А ими, как известно, обладают лишь диктаторы. Сталин, слушая выступления делегатов, мысленно пробежал свой причудливый путь от экспроприатора до вождя крупнейшей пролетарской партии. То, что когда-то ему представлялось утопией, обрело черты реальности; что считалось вероятным, кажется теперь определенным; желаемое стало действительностью. Сталин на рубеже этих десятилетий поверил в свою особую роль и призвание; с каждым съездом он наполнялся уверенностью: только он может добиться невозможного. Столь роковое заблуждение было тоже одним из субъективных истоков многих и многих бед.