Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Преимущественно новаторство Фромма и состоит в том, что он сумел обобщить все имеющиеся, но скрытые от не слишком пристального человеческого взгляда прогрессивные философские концепции, касающиеся развития личности и мотивации. Фромм дал каждому шанс родиться духовно, уже будучи рожденным физически, поэтому люди отплатили ему искренним признанием. Всю жизнь мыслитель следовал теории борьбы – он проделывал немалые усилия по поддержанию собственной физической и умственной кондиции: ежедневные физические упражнения, тренировка дыхания, концентрация внимания, тщательный самоанализ и медитация позволили ему практически до самой смерти в почти восьмидесятилетием возрасте сохранить не только трезвость мышления, но и способность убеждать молодых. Однажды ученому пришлось в возрасте семидесяти пяти лет делать экспромтом доклад перед аудиторией в 400 человек – в течение двух часов беспрерывного выступления ни он сам, ни слушатели не почувствовали усталости. Его глобальный труд «Иметь или быть» был написан в семьдесят шесть лет – когда большинство людей уже испытывает сложности не только с определением приоритетов, но и просто изложением своих мыслей. Это примеры, достойные стоика. Колоссальные, почти немыслимые творческие усилия – а за ними наибольшее эмоциональное удовлетворение, которое только может выпасть на долю человека, избравшего своим путем творчество.

По сути, то, что удалось сформулировать Эриху Фромму, является известным человечеству на каком-то подсознательном уровне. Но в силу суеты и безумного темпа, в котором пребывает мир, мало кто смеет задуматься над смыслом человеческих устремлений. Ученый, потративший жизнь на доказательства того, что существование современного человека по большей части деструктивно или как минимум непродуктивно, заставил своими обескураживающими откровениями тысячи людей сделать ревизию собственных устремлений и пересмотреть направления своей целеустремленности. Он предложил вполне четкий ответ на извечный вопрос: «Quo vadis?» – и потому стал таким понимаемым в современном обществе, которое уже вполне осознает, что в своем большинстве порочно, слабовольно и аморфно.

Нет никакого сомнения в том, что Эрих Фромм за долгие годы продвижения в мир своих гуманистических идей добился пророческого влияния. В зрелом возрасте этот гениальный аналитик отметил, что пророчество обязывает к провозглашению идей – не обязательно новых, но непременно с воплощением их в собственной жизни. Стоит признать, что жизнь Фромма поражает удивительной последовательностью, размеренностью и рациональностью, основой которой всегда было творческое начало и максимальная концентрация на главном. Он был пророком по жизни, счастливым и умиротворенным, что позволило открыть путь к новому, скрытому от большинства людей свету. И не только для себя самого, но и для многих тысяч идущих следом.

«Его словом было тело».

Современники о Родене

«Я испытал все муки бедности до пятидесяти лет», – сознался Роден в конце жизни, когда находился в зените такой необыкновенной славы, которой не дано было испытать ни одному из скульпторов от эпохи Возрождения до конца XX века.

Действительно, длительное время работая на мастеров с именем, Роден оставался в безвестности. Но презрев существующие каноны и наотрез отказавшись от подражания моде, он никогда не оставлял мысли пробиться наверх в качестве ваятеля нового типа. Возможно, именно поэтому первой выставочной работой он намеренно сделал сомнительную по смыслу скульптуру «Мужчина со сломанным носом». В этот период он еще не освободился от душевного протеста, и работа была направлена скорее на то, чтобы обратить на себя внимание неординарным подходом к творчеству, чем на попытку вызвать аплодисменты творческим замыслом. Но именно из-за необыкновенной реалистичности работы она была единодушно отвергнута критиками Салона – Роден чувствовал себя так, словно в его сердце был забит железный гвоздь. Упорно не признаваемому мастеру, шокирующему публику своей дикой откровенностью, оставалось одно – научиться искренне смеяться над критиками и презирать их оценки, основанные на посредственном восприятии скульптуры и дани преходящим течениям в искусстве. Критикующие отказывались принимать в небольшой элитный клуб способных генерировать идеи какого-то скульптора без имени и даже соответствующего образования только за то, что он яростно и настойчиво пытается навязать всему миру нечто такое, чего еще не было. И Роден снова оставался в оскорбительном статусе каменотеса. Но конечно, он не смирился с этим – вся его жизнь, все его бунтарские устремления были направлены слишком далеко ввысь, чтобы быть тотчас замеченными приземленными критиками.

Чтобы выжить и не потерять себя после первого и самого болезненного выставочного провала, Родену пришлось взвалить на себя мрачный труд подмастерья и упрятать смятенный аккорд на долгие годы глубоко внутрь своего мятежного естества. Он уже чувствовал растущую мощь своего интеллекта и так же безоглядно верил в него, но вынужденно заключив себя в замкнутое пространство чужой мастерской, занимался формовкой, тесал камни, как самый простой ремесленник, помогал ювелиру делать примитивные украшения. Конечно, он беспокоился о времени, которое неминуемо терял, вожделенная слава все еще ускользала, как проворная форель из рук рыбака-неудачника. «Я сожалею, что потерял столько времени, так как все те усилия, которые я потратил тогда, могли быть собраны для создания прекрасного шедевра. Но это мне пригодилось». Откровения мастера дают полное представление о его внутренних терзаниях и сомнениях того периода. Но как викинги, закаленные суровыми ветрами и снежными бурями Севера, из отчаянных испытаний вырос мастер исполинской художественной силы. В эти долгие годы Роден словно находился на краю бездны, балансируя и извиваясь, подобно канатоходцу под куполом цирка.

Лишь в двадцать четыре года у Родена появилась первая собственная мастерская – старая ветхая конюшня с зияющими дырами в гнилой черепице и мерзкой вечной стужей, от которой не гнулись руки. В этом забытом сыром помещении со стойким запахом гнили было одно-единственное достоинство – оно было достаточно светлым. Работая на разных предприимчивых дельцов, приблизившихся к искусству, Роден, тем не менее, продолжал учиться и творить, не только не изменяя своим принципам, но и непрерывно развивая их и превращая в целое художественное направление. Кое-что сугубо практичное он вынес и от хитрецов, извлекавших из скульптуры максимальную коммерческую выгоду. Работая у одного из таких скульпторов, Роден не только несколько поправил свое все еще незавидное финансовое положение, но и неожиданно почерпнул замечательную способность организации мастерской со значительным количеством подмастерьев. Там же он научился представлять одно и то же скульптурное решение большое количество раз, демонстрируя новые грани творчества и вытаскивая из бесконечных вариаций одной и той же идеи вполне ощутимые прибыли. Внезапно он понял, что одно лишь неподражаемое и отрешенное творчество является недостаточной составляющей успеха, а вот деловой подход к продвижению своих идей может очень заметно приблизить его к вожделенной победе над разумом критика. Роден верил, что он уже состоялся как ваятель, но ему было необходимо признание.