Палач - Марина Эльденберт

Водитель высадил её в двух шагах от отеля, но когда машина отъехала, Ванесса повернулась и медленно пошла по Тверской в другую сторону.

«Пока человек жив, все поправимо, Рыжее Солнышко».

Так в детстве говорил ей отец, и Ванесса ему верила. Только не понимала, почему он не вернул маму, если поправить можно все?.. Ведь та была жива, и он тоже, просто они развелись. Потом она повзрослела и всё поняла. Теперь нет ни его, ни матери, и вот это уже совершенно точно нельзя исправить. Сегодня она потеряла и Демьяна, только иначе.

Легкий плащ не спасал от холода надвигающейся весенней ночи. Красный закат, Красная Площадь, Кремль. С приходом тепла народу здесь стало ещё больше, чем обычно. Ванесса не замечала никого и ничего. Как назло, у неё никогда не получалось плакать. Выдавить из себя даже самый жалкий всхлип — только чтобы стало легче, не получалось. Лица, лица, лица, вспышки фотоаппаратов, голоса. Русский, английский, китайский, французский.

Она уловила движение совсем близко, но не успела обернуться. Жало стилета или острой спицы вонзилось в кожу под нижним ребром, изящная рука легла на бедро.

— Только пискни, Лисичка — и тебе уже никто не поможет.

Шипение Анжелы за спиной было не страшнее ощущения стали, царапающей кожу. Ванесса знала, что если ударить резко и сильно — жало пройдет сквозь почку и разорвет брюшную артерию. Её не успеют довезти до больницы.

— Чего ты хочешь? — сдавленно прошептала она.

— Преподать тебе урок хороших манер. Шагай!

Со стороны они, наверняка смотрелись, как хорошие подруги, решившие прогуляться на ночь глядя. Ванесса прикидывала, что будет, если она попытается вырваться или закричать. Анжела сейчас человек, но столетия навыков так просто не отменить. Она успеет ударить, не так, но иначе. Анжеле не удастся отвертеться, но ей уже будет все равно.

Ненормальная. Джеймс предупреждал, чтобы она держалась от неё подальше. Джеймс. Запоздало Ванесса подумала о том, что ему тоже никто не поможет. И он, и она, избежали смерти на Острове, чтобы навсегда остаться в Москве. Красный закат пламенел над городом, но теперь небо казалось залитым кровью.

Они дошли до машины — серебристой «Ауди A8», и остановились.

— Что теперь?

— Возьми у меня в кармане ключ, открывай машину и медленно садись на заднее сиденье. Постарайся не делать резких движений, меня это раздражает.

— Анжела, я больше тебе не соперница… — Ванессе стало стыдно за свои слова, но она ничего не могла поделать. Холод отступил, и теперь все платье под плащом было мокрым от пота. И крови — там, где сталь вонзалась в кожу.

— Это уж точно, — язвительно рассмеялась та, — открывай!

Ванесса не успела спросить, как она собирается вести машину и угрожать ей одновременно. Пискнула сигнализация. Стоило потянуть на себя дверцу и осторожно наклониться, как резкий удар в затылок отключил сознание.

Складские помещения пустовали — прежний арендатор съехал пару месяцев назад. Площади были хорошие и место неплохое, но здание под администрацию базы советской постройки находилось в аварийном состоянии. Из окна открывался вид на несколько контейнеров, забитых хламом предыдущего владельца, который тот не стал вывозить. Чуть поодаль — здания под склады, одно из них с полуподвальным помещением, где держали Стивенса.

Демьян не хотел затягивать. У Палача всё равно один итог, а о том, что он делал рядом с Оксаной, ему так или иначе придется рассказать. Пусть даже для этого придется привлечь к допросу саму Миргородскую.

Весенние сумерки нахлынули быстро, сменившись темнотой, но он не хотел уезжать. В этом забытом всеми месте Демьян чувствовал себя на удивление спокойно. Байка про то, что время лечит — ложь. Оно лишь сменяет декорации и позволяет взглянуть на случившееся иначе. Раны остаются, и рубцы от них временами нещадно ноют.

Мысленно он снова возвращался к предательству Анжелы и вспоминал Вальтера. Она стояла у истоков того, что сейчас расхлебывают все. В это верилось с трудом, но после случившегося Демьян ни в чём не сомневался.

Расплата за самоуверенность настигает внезапно, и бьёт больнее, чем можно себе представить. Анжелы, которую он знал, больше не было, но женщина, живущая в её теле поразительно напоминала его музу. Их связывали чувства, годы и кровь, и всё это не было пустым звуком. Когда-то он спускал ей многое, но прощение не вернёт Анжеле рассудок.

Приходили и мысли о Ванессе, но Демьян стряхивал их с края сознания, как мерзких насекомых. Она говорила правду, но это уже ничего не меняло. Внутри поселилась мертвая пустота, какой он не знал за все годы существования измененного. Даже после смерти Полины Демьян чувствовал себя более живым.

Михаил приехал, как договаривались, к половине седьмого. Им о многом предстояло поговорить, в том числе о судьбе списка. Осталось закрыть тему Стивенса, а потом он соберет всех и назовёт Стрельникова своим преемником.

Нужно было слушать Вальтера — Палач всегда благоволил Михаилу. Керт протянул столько лет потому, что подпускал к себе только тех, кому доверял безоговорочно. Эльза говорила, что он повелся на его предложение, поехал на встречу. Тогда при чём тут Орден? Они не сунулись бы в убежище Палача, а в делах такого толка Вальтер не действовал через третьих лиц. Как его достали, Демьян понять не мог.

— Что собираешься делать дальше? — прямо поинтересовался Михаил. О чём он говорил: о судьбе Анжелы, о Стивенсе или о нём самом? Точный ответ Демьян мог дать разве что по участи Палача.

— Ты решил проверить Анжелу после того, как нашёл Фелисию мёртвой? — вопросом на вопрос ответил он.

Михаил помедлил, прежде чем ответить.

— Я до последнего надеялся на ошибку, — признался он, не скрывая горечи в голосе. — Но потом выяснил, что зимой из Италии она вернулась на несколько дней раньше. Одно за другое…

Михаил переслал ему всё по расследованию, Демьян просмотрел, но ему было уже безразлично. Лишние доказательства ничего не меняли. Теперь список выживших по Азии и Штатам тоже в руках Ордена. За каким чёртом он им сдался?..

Михаил устало провел ладонью по лицу, словно разговор приносил ему боль. Всегда сдержанный и с нетипично улыбчивым для русских лицом, он сбросил маску. Безумие Анжелы и её поступки для Стрельникова были не менее мучительны, чем для него самого.

— Я не хотел ворошить прошлое, но я виноват перед тобой, Демьян. Я надеялся, что история с Кларой Анжелу чему-то научит. Она безумно любила тебя.

— Ты всегда был романтиком, Миша, — буднично произнес Демьян, — больше всего Анжела любила своё чувство ко мне, а ключевое слово здесь — безумно.

— В последние дни она была сама не своя. Когда приходила ко мне и умоляла избавиться от Ванессы. Ты знаешь о других. Элизабет, Костя… Мы стали сдавать. Ты медленно идешь на поправку, Анжела сходит с ума. Со всеми что-то творится. Не думаю, что нам долго осталось, но жаловаться на это было бы смешно.