Гражданская война в США. 1861-1865 - Кирилл Маль

Армия Потомака, казалось, все еще жила по обычаям 1862 года, когда быстрота передвижений и маневров не была важна, или вернее, не считалась таковой командующими генералами. Введенная в моду Мак-Клеланом, подобная медлительность наложила отпечаток на действия командиров всех уровней и рангов, и в итоге нередко приводила к самым печальным последствиям.

Так было и в сражении при Колд-Харборе. Уже 1 июня медлительность федеральных войск, вызванная отвратительной работой штабов, стала причиной того, что два корпуса северян прибыли к месту действия со значительным опозданием. Генерал Мид был доведен этим до белого каления: вечером того же дня, прискакав в Колд-Харбор, он разнес генералов Уоррена и Райта в пух и прах. Первого — за то, что тот двигался без приказа, второго — за то, что двигался по приказу, но слишком медленно. Досталось на орехи и Смиту, который привел свой корпус без обозов и боеприпасов. «Тогда какого черта он вообще приперся?» — воскликнул раздосадованный Мид.

Как говорилось выше, положение мог бы поправить Хенкок, если бы он выполнил распоряжения Мида и Гранта в точности, но, ко всеобщему удивлению, он тоже задержался в пути. Правда, как и Райт, командир 2-го корпуса не был виноват в своем опоздании: его также подвели штабные работники. В 8.30 вечера 1 июня Хенкок известил главную квартиру армии о своей готовности к выступлению, и в 11 часов вечера, точно по графику, его дивизии двинулись по указанному маршруту. Капитан Пейн встретил Хенкока в Хоуз Шоп и повел его по обнаруженной им же лесной дороге, но вдруг оказалось, что она слишком узка для пехотных колонн и артиллерии. Прежде чем штабист понял свою ошибку, орудия «завязли» между деревьями, как в болоте, и 2-й корпус не мог податься ни вперед, ни назад.

Несколько часов ушло на то, чтобы ликвидировать образовавшийся затор, а когда артиллерию наконец удалось извлечь из лесных тисков, всему корпусу пришлось поворачивать [417] вспять и искать обходные пути. Проплутав 15 миль вместо запланированных 9, он наконец появился у Колд-Харбора, но не к 4.30, а к 7 утра. К тому же солдаты Хенкока были до того измотаны утомительным ночным маршем, что едва ли теперь годились для наступления. Как заметил по этому поводу один офицер из штаба армии, федеральные солдаты еще до марша чувствовали себя не лучшим образом, а бестолковые перемещения ночью по извилистым лесным дорогам совсем их доконали. «У наших людей больше нет физической силы, которой они обладали всего месяц назад, — писал он. — И я действительно не знаю, почему они все еще живы».

К обеду 2 июня положение не только не улучшилось, но, наоборот, стало хуже. Правда, 6-й корпус Райта все же был приведен в боевую готовность и построился на дороге, ведущей в Ричмонд. Но 18-й корпус, судя по докладу его командира — Смита Плешивого, насчитывал всего лишь 9 тысяч из 16, которых он повел с собой от Бермуда-Хандрид. Остальные либо числились в боевых потерях, либо просто отстали и плелись где-то сзади по пыльным лесным дорогам. Однако даже те, кто оставался в строю, были до того усталыми, что, по мнению Смита, не смогли бы удержать позиции в случае вражеской атаки. «Атака моими частями будет просто абсурдной», — заявил командир 18-го корпуса.

Оставались еще корпуса Уоррена и Бернсайда, составлявшие правое крыло армии, однако и они сделали за день столько бесполезных движений, переходя с одной позиции на другую, что в конечном итоге было решено оставить их в обороне.

В результате запланированную атаку пришлось отложить до следующего утра т. е. до рассвета 3 июня. «Отсутствие готовности, изнуренность жарой и недостаток физических сил у людей, утомленных прошлой ночью маршем, — писал Грант в своем письме Миду вечером 2 числа, — все это, я думаю, делает необходимым и разумным отложить атаку до завтрашнего утра. Все перемены позиций, приказ о которых был отдан, следует совершить уже сегодня, а людям, готовящимся участвовать в завтрашней атаке, надо дать возможность хорошенько отдохнуть, скажем, до, 4.30 утра». [418]

Но Грант ошибался, и откладывание атаки на утро 3 июня отнюдь не было разумным решением. Проблема заключалась в том, что в отличие от северян, измотавших себя бесполезными маршами, конфедераты провели весь день 2 июня за неторопливой, но крайне основательной работой. Сменив штыки и кружки на лопаты, они буквально от рассвета до рассвета углубляли и расширяли заложенную ими накануне траншейную систему. К утру следующего дня она уже превратилась в настоящий лабиринт оборонительных сооружений, где каждый бугорок, впадина или овраг были использованы для усиления позиции. Генерал Ли, невзирая на свое все еще болезненное состояние, прибыл в Колд-Харбор и лично руководил всеми работами, дав своему инженерному таланту развернуться в полную силу.

По свидетельству очевидцев, он предложил северянам для оценки настоящий шедевр фортификации, который представлял собой совокупность «хитроумных зигзагообразных линий внутри линий; линий, защищающих фланги; линий, построенных, чтобы накрывать противоположные линии анфиладным огнем; линий, на которых были установлены батареи… Это — путаница и лабиринт укреплений внутри укреплений, это укрепления без укреплений, каждое из которых заложено с какой-то определенной целью — или для наступления, или для обороны».

Кроме того, чтобы добавить федералам пищи для размышлений, генерал Ли тщательно выбрал позиции для своих орудий и разместил их так, чтобы они накрывали подступы к траншеям конфедератов все сметающим огнем. А в силу того, что линия обороны Северовирджинской армии представляла собой вогнутую дугу, этот огонь должен был стать перекрестным.

Но ни Грант, ни тем более Мид не сумели с первого взгляда оценить всю красоту и мощь представленного на их обозрение произведения военно-инженерного искусства. Они даже не отдали распоряжений о проведении тщательной рекогносцировки местности, полагая, что корпусные командиры сами до этого додумаются. Но их предположение оказалось в корне неверным, поскольку в Потомакской армии разведка никогда не входила в обязанности командующих [419] корпусами, и, как следствие, никто так и не узнал, что находится впереди. Командиры разного уровня знали только, что наутро предстоит атака неприятельской армии силами примерно в 40 тысяч солдат, и этого было для них достаточно.

В отличие от своих генералов и офицеров рядовые янки очень хорошо знали или предчувствовали, что ожидает их утром 3 июня, и многие из них готовились к смерти. «Люди спокойно писали свои имена на листках бумаги и пришпиливали их булавками к мундирам сзади так, чтобы их тела можно было опознать», — вспоминал генерал Хорас Портер. Но даже такое предчувствие не помешало этим храбрым и опытным ветеранам хладнокровно построиться и пойти в атаку, когда им был отдан соответствующий приказ.

Время для исполнения этого приказа настало сразу после рассвета 3 июня. Ливший всю ночь дождь внезапно прекратился, а сквозь уходящие на восток тучи забрезжило первое сияние зари, осветившее мрачную колд-харборскую равнину сероватым сумеречным светом. Это невеселое начало нового дня стало для северян своеобразным сигналом, и их одетая в синее пропыленное сукно пехота начала выдвигаться на передовые позиции. Офицеры сперва сопровождали свои подразделения верхом, но затем спешились и отправили лошадей в тыл, разумно рассудив, что в предстоящем бою шансы выжить есть только у тех, кто не выделяется на общем фоне. Пехотинцы тем временем развернулись в боевую линию, и на мгновение все застыли в напряженном ожидании. На поле предстоящей битвы повисала звенящая томительная тишина. Вдруг в этой тишине гулким раскатом прозвучал выстрел сигнальной пушки, и массы войск резко пришли в движение.