Случайная судьба - Барбара Делински

Не прошло и пятнадцати минут, как фильтр озабоченно загудел, и тогда Скип торопливо направился к двери.

— Эй! — окликнул его Мика. И тоже отвел глаза в сторону. — Спасибо, старик…

Махнув рукой, Скип исчез за дверью.

* * *

Через два часа, когда с дневной порцией сока было покончено, а полученный сироп, профильтрованный и процеженный, был разлит по канистрам и запечатан, Мика велел Гриффину отправляться домой. После чего самостоятельно перемыл все до блеска, мысленно дав себе слово раздать своим добровольным помощникам не меньше пяти галлонов сиропа. Честно говоря, сегодняшнее появление Скипа стало для него полной неожиданностью, лишний раз подчеркнув, как сильно можно ошибаться в людях.

Ополоснув напоследок раковину, он развесил все сушиться, потом присел на корточки возле двух скорчившихся в углу маленьких тел.

— Подъем, — ласково прогудел он, тихонько расталкивая дочек. Дождавшись, когда обе вылезли из своих мешков, Мика аккуратно скатал их и велел девочкам надевать теплые ботинки. Стар потянулась к нему, и отец подхватил ее на руки. — Бери фонарь, Мисси, и постарайся не отставать, — велел он.

На мгновение он замер на месте: сладкий запах сиропа, тепло прижавшихся к нему детских тел вдруг заставили его сердце забиться чаще. На душе у Мики внезапно стало удивительно хорошо и спокойно. Для полного счастья ему не хватало только одного…

Подтолкнув Мисси к двери, он запер дверь сахароварни, напоследок окинув удовлетворенным взглядом стройные ряды банок с сиропом, выстроившихся на полках.

— Быстро, быстро, — прошептал он. Хотя луна заливала светом дорожку, чувствовалось, что к ночи заметно похолодало. В доме оказалось ненамного теплее, но спальные мешки сохранили еще немного тепла. Мисси, забравшись в постель, через минуту уже спала. Стар цеплялась за шею, пока он укладывал ее в постель.

— Папочка, — прошептала она.

Он присел на край постели, аккуратно подоткнув спальный мешок со всех сторон.

— Так, значит, у мамы был ребеночек?

Мика вдруг мысленно вернулся в сахароварню, когда он почувствовал, что для полного счастья ему не хватает только одного — Хизер. И ребенка — их общего. Но это было совсем не то, что имела в виду Стар.

— Когда-то был, — неохотно признал Мика, зная, что, если об этом говорилось в доме, вечно подслушивающая Стар не преминула сделать свои выводы.

— А что с ним случилось?

— Она не могла о нем заботиться, поэтому отдала его людям, которые с радостью это делали.

— А почему она не могла о нем заботиться?

— Она была слишком молода.

— А ребеночек плакал, когда она его отдала?

— Думаю, он был тогда еще слишком мал, чтобы что-то понимать.

— Я бы плакала, если б меня отдали.

Мика крепко прижал ее к себе:

— Этого никогда не будет. Так что можешь не волноваться.

— А ребеночек Хизер скучает без нее?

Откуда было Мике знать? Он понятия не имел, что удалось выяснить Поппи. И уж тем более не знал, какие чувства испытывает сама Хизер.

— Ну, сейчас этот ребеночек ведь уже совсем большой. Это девочка, она выросла, и у нее есть свой папа.

— Ты у меня тоже есть. Но я скучаю по мамочке. Как ты думаешь, если ей придется выбирать, вдруг она захочет остаться с той, другой девочкой, а не с нами?

— Нет, она выберет нас, — твердо сказал Мика. Но сам он, если честно, не был в этом так уж уверен, и в этом-то и крылась причина глодавшего его страха. Теперь он знал, что у Хизер есть прошлое. Независимо от того, чем закончатся переговоры Кэсси, она имеет полное право вновь стать Лизой. Но Мика даже представить себе не мог, что будет, если она решит вернуться назад в Калифорнию. Но… кто знает?

Он любил Хизер. Однако если она вновь станет Лизой Мэтлок, их с девочками ждет одиночество.

* * *

Гриффин уже успел забыть, что значит бывать одному. Вспомни он, что дома его никто не ждет, он бы наверняка еще дважды подумал бы, стоит ли ему возвращаться домой. Приехав к Поппи, он очень скоро обнаружил, что вот-вот завоет от одиночества. И хотя именно Гриффин накануне настаивал, чтобы она прихватила с собой пижаму, однако к вечеру он успел уже благополучно забыть об этом и желал только одного — чтобы она была дома. Еще у Мики он уже принялся считать часы до ее возвращения. Но Поппи вернется только утром. Она оставила ему сообщение на автоответчике — никаких объяснений, просто коротко предупредила, что решила, мол, остаться до утра. И все. Тех несколько слов, которые он так хотел услышать, не было.

И я тоже. В тот раз она сразу повесила трубку.

А Гриффину позарез нужно было узнать, так ли это на самом деле. Вспомнив, что Поппи обещала позвонить еще раз, возможно, уже из аэропорта, он весь день таскал телефон в кармане — и только уже усевшись в грузовик, чтобы ехать домой, обнаружил, что проклятая штука каким-то неведомым образом отключилась, превратившись в бесполезный кусок пластмассы. Как такое могло случиться, одному Богу известно. Как и следовало ожидать, в памяти не осталось ни одного сообщения.

В доме без нее было пусто, холодно и темно. Гриффин, чертыхаясь сквозь зубы, зажег свечи, потом развел огонь в камине и налил себе стакан вина. После чего принялся искать Викторию. В результате долгих поисков ему удалось-таки обнаружить ее в чулане на стопке сложенных одеял. Однако кошка не выразила ни малейшего желания составить ему компанию.

Держа в одной руке свечу, а в другой — стакан с вином, Гриффин принялся бесцельно бродить по дому. Казалось, на его месте любой бы только радовался возможности хоть немного побыть одному, без чужих. Однако Поппи — это не «чужие». С ней одной он чувствовал себя легко и просто. Она не имела привычки цепляться к нему по любому поводу. Она была веселой. Умной. Заботливой. И невероятно мужественной.

Что касается мужества, то примерно то же самое Гриффин мог бы сказать и о себе. Разве ему не удалось выжить на Литтл-Беар, без жалоб и сетований вынести все тяготы, с которыми обычно приходится сталкиваться приезжему в чужом и недружелюбно настроенном городе? Но мысль о Поппи, прикованной к своему креслу, в незнакомом городе, с ее страхами, справится ли она — еще бы не справится! — мигом вернула его с небес на землю, заставив покраснеть от стыда. Хорош гусь! Пыжится от гордости и при этом боится набрать номер телефона, который вот уже сколько дней лежит у него в кармане. Скривившись от омерзения перед собственным малодушием, Гриффин вытащил из кармана бумажку с номером и взялся за телефон. С гулко бьющимся сердцем он считал про себя гудки… один, два, три, четыре. Гриффин уже приготовился услышать в трубке щелчок, а затем металлический голос автоответчика, когда на том конце трубки вдруг ответил пьяноватый женский голос.

— Надеюсь, — заплетающимся языком пробормотала женщина, — у вас хорошие новости?